Урок оказался замечательно полезным.

Царство террора прекратилось и владычество Арканзаса уничтожено. В продолжение остальной части сезона затворничества на этом острове мы могли видеть человека, который постоянно сидел поодаль это всех, имел вид пристыженный, никогда не вмешивавшагося в никакую ссору, никогда ничем не хваставшагося и никогда не искавшаго случая отмстить за дерзости, нанесенныя ему этой самой, толпой бродяг, которая когда-то раболепствовала перед ним; этот человек был «Арканзас».

На пятое или шестое утро вода спала, земля повсюду показалась, но в старом русле воды было еще много, и река была высока и течение ея быстрое, так что не было возможности и думать о переезде через нее. На восьмой день вода все еще стояла высоко и переезд через реку хотя и был опасен, но мы решили испробовать счастья, потому что жизнь в этой харчевне стала невыносима по случаю грязи, постояннаго пьянства, драки и т. п. Нам пришлось как раз сесть в лодку в сильную мятель, лошадей взяли мы за повода, а седла были с нами в челноке. Пруссак Олендорф сидел на носу с веслом, Баллу греб, сидя в середине, а я поместился на корме, держа повода лошадей. Когда животныя потеряли под собою почву и стали плыть, Олендорф испугался; действительно, опасность состояла в том, что лошади могли помешать нам плыть по намеченному направлению, и тогда, если, нам не удастся причалить к известному месту, то течением могло отбросить в сторону и вовлечь в самую реку Карсон, которая в сию минуту представляла из себя бурный, ленящийся поток. Такая катастрофа — была бы неминуемая смерть, по всем вероятиям, нас снесло бы в море, перевернуло и мы бы потонули. Несколько раз предупреждали мы Олендорфа быть на-стороже и управлять внимательно, но все было напрасно; как только лодка коснулась берета, он выпрыгнул, а челнок от толчка перевернулся верх дном в довольно глубоком месте; Олендорф успел схватиться за куст и выйти на берег, но мне и Баллу пришлось плыть, что было не легко с нашей толстой одеждой. Однако, мы не отставали от лодки и, хотя были почти совсем вовлечены в Карсон, всетаки совладали и направили лодку к берегу, где и высадились благополучно. Мы от холода дрожали и были насквозь вымочены, но, по крайней мере, были целы. Лошади тоже благополучно вступили на землю, только одни седла наши пропали. Мы привязали животных к шалфейным кустам и им пришлось простоять так целыя сутки. Вычерпав всю воду из лодки, мы перевезли корм и покрывала для них, а самим пришлось переночевать еще одну ночь в гостиннице, прежде чем пуститься снова в путь.

На следующее утро снег шел весьма сильный, когда мы, снабженные свежими седлами и одеждою, сели верхом и двинулись в дорогу. Снег густо лежал на земле и дорога была занесена, а снежные хлопья заслоняли нам видеть далеко, а то горы могли бы быть нашими путеводителями. Положение было сомнительное, но Олендорф уверил нас, что обладает тонким чутьем, которое заменяет ему компас, и что он, вроде пчелы, мог провести прямую линию в Карсон и не разу не свернуть с пути. Он говорил, что если бы он нечаянно и сошел с прямой дороги, то чутьем бы это почувствовал, оно стало бы его мучить, как оскорбленная совесть. Следовательно, успокоенные и довольные, мы доложились на него.