Там было два человека… — впрочем, глава эта уже и так длинна.

ГЛАВА XXXI

Там было два человека, которые в особенности были мне неприятны. Один из них был маленькаго роста швед, лет около двадцати пяти, который, кажется, знал одну единственную песню и постоянно ее пел. Во время дня нам приходилось сидеть в маленькой, душной комнате и потому нельзя было избавиться от его пения. Несмотря на крики, ругань, пьянство, его заунывная песнь постоянно слышалась и до того мне опротивела, что я рад был бы умереть, лишь бы избавиться от этого мучения. Другой человек был истый разбойник и назывался «Арканзас», оно носил за поясом два револьвера, гнутый нож в голенище, постоянно был пьян и вечно искал с кем-нибудь повздорить и подраться. Его боялись и все от него отстранялись. Он прибегал ко всем возможным хитростям, чтобы заставить кого-нибудь сделать ему оскорбительное замечание и, когда ему казалось, что он достигал желаннаго и вперед наслаждался мыслью о драке, лицо его оживлялось, но обыкновенно намеченная жертва избегала его сети, и тогда он предавался патетическому отчаянию. Хозяин гостинницы, Джонсон, был малый добродушный и тихий, и вот Арканзас наметил его и стал на время преследовать его день и ночь. На четвертый день Арканзас напился пьяным, уселся в угол и выжидал случая. Немного погодя, вошел Джонсон и совсем дружелюбно, держа в руках бутылку виски, сказал:

— Я, думаю, что выборы в Пенсильвании…

Арканзас внушительно поднял кверху палец и Джонсон остановился, тогда он встал и, нетвердо ступая, подошел к Джонсону, в упор смотря на него, сказал:

— Что, что вы знаете о Пенсильвании? Отвечайте мне немедля, что вы м…можете зн…знать о Пенсильвании?

— Я только хотел сказать…

— Вы только хотели сказать. Вы только хотели, что вы только хотели сказать? Вот оно! Вот это-то и есть, что «я» хочу знать. Я хочу знать, что вы знаете, что вы можете знать о Пенсильвании, раз вы так нахально о ней говорите. Отвечайте!

— М-р Арканзас, прошу вас, оставьте меня.

— Кто вас трогает? Не вы ли придрались ко мне! Не вы ли сами вошли шумя и ругаясь, как умалишенный. Конечно, я это не перенесу и не дозволю. Если вы желаете драться, то так и скажите! Я к вашим услугам!

Джонсон, загнанный угрожающим Арканзасом в угол, восклицает:

— Помилуйте, м-р Арканзас, я ничего такого не говорил. Вы не дадите человеку даже опомниться. Я собирался сказать, что на будущей неделе в Пенсильвании предстоят выборы, вот и все, вот все, что я хотел сказать, не встать мне с места, если это неправда!

— Так отчего же вы так и не сказали? Зачем приходить, ворчать и стараться заводить ссору?

— Помилуйте, я и не думал ворчать, м-р Арканзас… я только…

— Так я значит лгун, не так ли?

— Ах, прошу вас, м-р Арканзас, перестаньте, я никогда не думал это говорить, умереть мне, хоть сейчас же. Все тут присутствующие могут вам заявить, что я всегда хорошо отзываюсь о вас и оказываю вам предпочтение перед другими. Спросите Смита. Неправда ли, Смит? Не говорил ли я не дальше, как вчерашний вечер, что, как джентльмен, с какой стороны ни посмотри, лучше Арканзаса нет! Пусть-ка скажут, что я этого не говорил, что это не мои слова. Итак, бросьте это дело, м-р Арканзас, лучше выпьем и протянем друг другу руку, не так ли? Приходите все, я угощаю, идите Биль, Том, Боб, Скотти… идите. Я хочу, чтоб вы помогли мне выпить за здоровье Арканзаса, за друга Арканзаса, за буяна-друга Арканзаса! Протяните мне еще раз руку, посмотрите на него, молодцы, взгляните хоть раз, и вот что я вам скажу, слушайте, перед вами стоит честнейший человек в Америке! И тот, кто осмелится усумниться, будет иметь дело со мною, вот что я вам докладываю.