– Бабушка! – взмолилась Анжелика.

В это время входная дверь хлопнула и на лестничную площадку вышел папа.

– Здрасте! – поприветствовал он тещу. – А что это у вас в сумке? Пирожки?

Бабушка знала, что зять обожает ее стряпню, и под наплывом чувств потеряла бдительность. Воспользовавшись этим, Анжелика поднырнула под ее руку.

– Вернись немедленно! – прогрохотал бабушкин голос. Но было уже поздно.

Выскочив из подъезда, Анжелика спряталась за лавочку. Впрочем, ее страхи оказались напрасными. Через пять минут на улице появился папа с пакетом пирожков в руках.

– На, чудо, держи! – сказал он весело. – Бабушка отпустила тебя под мое честное слово.

Анжелика цапнула пирожок.

– Вечно она ко мне как к маленькой относится!

– А ты что думаешь, раз губы накрасила, так уже и большая?

– Это чтоб не обветривались, – угрюмо объяснила она.

Блин! Когда надо, папа не замечал, что у него один носок синий, а другой коричневый, а когда не надо – так становился наблюдательным, как Чингачгук!

…Над улицами Москвы колыхались сотни знамен, портретов вождей и транспарантов. Из тысяч глоток неслось мощное «ура».

Миша был горд, как полководец на параде: Дядя Сэм, без сомнения, был самым красочным агитсредством из всех. Особой пикантности ему добавляло то, что платформу с «поджигателем войны» толкали сами американцы. Об этом, правда, мало кто знал, но Мише все равно было приятно. Если начальство спросит, то он расскажет про этот символический жест: простые американские студенты пришли на демонстрацию, чтобы лично выразить протест против политики империализма США.

– Ну как, справляетесь? – спросил у них Миша.

Но и Алекс, и Бобби, и другие ребята настолько прониклись всеобщим энтузиазмом, что и думать забыли про усталость (хотя толкать платформу вручную было довольно нелегко).

– Знаешь, на что это похоже? – прокричал Алекс, стараясь перекрыть всеобщий рев толпы. – На бразильский карнавал!

Миша хотел было объяснить ему, что День седьмого ноября не имеет ничего общего с буржуазными праздниками порока, но тут к нему подошел знакомый парень из параллельной группы.

– А можно я дочку посажу на платформу? – спросил он. – А то она устала – едва ногами перебирает.

Миша оглянулся на ребенка: прелестное семилетнее существо со связкой шариков в кулачке смотрело на него разнесчастными глазами.

– Да сажай, конечно, – разрешил он великодушно.

Тем временем колонна дошла до своей главной цели – Красной площади. Платформа с Дядей Сэмом загремела по брусчатке. Все стали вытягивать шеи, чтобы разглядеть стоящих на трибуне Мавзолея правителей.

– Слава Коммунистической партии Советского Союза! – неслось из динамиков. – Слава великому трудовому народу! Ура!

– Ура! – заорали студенты.

– Ура! – из солидарности подхватили американцы.

– Ура! – запищала девочка на платформе.

И тут случилась катастрофа – связка воздушных шаров выскользнула из ее рук, поплыла вверх и зацепилась за революционные штыки. Два шара оказались сзади буржуинского тела, обращенного к ГУМу, а три других – два круглых красных и синяя сосиска приклеились спереди живота. Композиция наконец то приобрела законченный вид.

Это была Красная площадь, по телевидению шел прямой эфир, и полмира сейчас смотрело на треклятого «поджигателя».

Миша чуть в обморок не шмякнулся от ужаса. Вскочив на платформу, он попытался было сорвать шары, но они висели слишком высоко. Платформа, успевшая к тому времени доехать до Мавзолея, сразу же остановилась: толкать ее по брусчатке вместе с дополнительным весом было невозможно.