– А может быть, варенье? – не поверил Жека. – Клубничное? Или сгущенное молоко? А чего – здорово: ты ее в сосок целуешь, а там – сгущенка.

И в этот момент кто то рванул дверь:

– Шухер! Комендант!

Метнувшись к телику, Серега переключил канал на какой то симфонический концерт.

Раздался грохот выбиваемой двери. Но оказалось, что это был не комендант, а Марика Седых.

Она вошла, огляделась кругом – рожи у всех красные, глаза безумные.

– Что смотрим?

Жека приложил палец к губам:

– Тсс! Это же Вивальди!

Сразу после Лубянки Марика направилась в общежитие. Ей хотелось немедленно изничтожить предателя. Она не знала, как проберется в иностранный сектор, не знала, дома ли вообще Степанов, но это не имело значения. Слепая ярость заполнила все ее существо и заставила забыть обо всех возможных последствиях. Даже о Лене и о ее любви к негодяю Мишке.

Знакомый парень сказал ей, что Степанов празднует мальчишник в двести второй комнате.

Марика подошла к запертой двери. Судя по голосам, внутри сидел целый табун народу, но пускать ее внутрь никто не собирался. Окончательно разозлившись, Марика ударила ногой створку, хлипкий замок вылетел.

– У меня есть новость для всех поклонников музыки, – произнесла она, отыскав взглядом Мишу. – Присутствующий здесь меломан Степанов является стукачом. Я только что была на Лубянке и мне дали понять, что он регулярно доносит на меня и моих близких. Так что будьте поосторожней!

Когда Марика вышла, в комнате повисла напряженная тишина: только из телевизора доносились звуки бессмертных «Времен года».

– Миша, это правда? – тихо спросил Алекс.

Тот молчал, глядя прямо перед собой.

– Я… это… в общем, пойду, – первым поднялся Воронов.

Задвигались стулья, заскрипели половицы. Не сговариваясь, ребята поспешно потянулись к выходу.

Мгновенно протрезвевший Серега принялся отключать провода от своего видеомагнитофона. Потом смешался, бросил все.

– Ну что? Мне уже сухарики сушить, да? – чуть не плача, спросил он Степанова.

Миша сидел оглушенный, как после разрыва бомбы. В голове гудело, перед глазами плыли багровые круги. Вот и допрыгался…

– Пошли! – тронул его за локоть Алекс.

Они выбрались в коридор. Алекс сел на подоконник, взглянул на Мишу исподлобья:

– Зачем же ты так?

И тут Миша понес какую то жалкую околесицу:

– Ты не понимаешь… Меня заставили! Сказали, что если я не буду писать эти рапорты, то они выкинут меня из института…

Алекс кивнул:

– Понятно. Распродажа друзей – не признак банкротства, а признак карьеры.

«Завтра об этом будет знать весь институт!» – в отчаянии подумал Миша.

– Алекс, – позвал он, – ты не поверишь, но я сделал это для Марики! Если бы я отказался, то они бы поставили на мое место кого то другого! И он бы не стал выгораживать вас! Думаешь, я им все рассказывал? Ничего подобного! Они так и не знают, что ты ездил на дачу к Лене.

– Ты представляешь, что нам теперь грозит? – перебил его Алекс.

Он не слушал Мишу. Думал о своем и даже не пытался войти в его положение.

– Знаешь что? – произнес Алекс, поднявшись. – Никогда больше не заговаривай со мной. Живи своей жизнью и будь счастлив. Если сможешь.

– Ты сейчас бьешь лежачего! – вне себя крикнул Миша. – У меня не было выбора!

Алекс взглянул на него, как на мертвое животное.

– У нас всегда есть выбор: быть подлецом или нет.

За углом, на лестнице, его ждала Марика.