Как и было обещано, Петров появился в своем кабинете ровно через час. У него было отличное настроение: он только что узнал, что его очередная монография одобрена в качестве учебника для вузов.

– Ну что, пленница науки, – весело обратился он к Марике, – давайте делитесь своими измышлениями.

Та протянула ему четыре листа, исписанных мелким, аккуратным почерком. Нексе, Браннер, Хансен плюс еще целый ряд авторов, о которых сам замдекана никогда не слышал. Ответ студентки Седых тянул на твердое «отлично».

Очки сползли на кончик носа профессора.

– Это невозможно! Вы все списали!

Марика отвела взгляд в сторону.

– Да вы же сами отобрали у меня все шпаргалки. Я учила.

– Учила она! Этой темы не было ни в учебниках, ни в лекциях, ни в билетах!

– Я просто очень люблю датскую литературу. Еще с детства.

Петров растерянно уронил листы на стол.

– Ну, вы понимаете, что я не могу поставить вам выше «неуда»? У меня есть распоряжение начальства…

– Значит, реальные знания не имеют никакого значения? – сузив глаза, произнесла Марика.

Петров еще раз пробежался по ее ответам:

– Поразительно! Нет, этого не может быть! Вы все таки откуда то списали!

Он оглядел книги, стоявшие в шкафах: материалы съездов, методические пособия… Ни одна из них не была посвящена датской литературе.

– Ну хорошо… Давайте зачетку. Пусть начальство само с вами разбирается. Я не могу поставить вам «неуд», когда вы настолько хорошо подготовились.

Получив свое «отлично», Марика спрятала зачетку в карман.

– Все, можете быть свободной! – раздраженно прикрикнул Петров.

Едва сдерживая улыбку, Марика вышла за дверь. Секрет ее был прост, как три копейки: в кабинете декана стоял телефон. Стоило Петрову переступить порог, как она набрала Жеку. А тот в свою очередь отыскал среди своих многочисленных знакомых литературоведа датчанина. Тот ей все и продиктовал.

Из института Марику отчислили на следующей неделе за непосещаемость. Методисты посчитали все ее прогулы и подвели неутешительный итог: столь недисциплинированным студентам не место в стенах высшего учебного заведения.

– Но ведь ты сдала все экзамены на пятерки! – возмущалась Света, потрясая справкой об отчислении. – Они не имели права!

Марика только криво усмехнулась:

– Я всего лишь скромная жертва показательной порки.

Света ей не поверила. Она долго шумела и требовала назвать истинную причину случившегося. Но ни о своей свадьбе, ни о заявлении на загранпаспорт, ни об исключении из комсомола Марика так ничего и не сказала.

В июне она получила бумагу из ОВИРа: «Отказать в выдаче загранпаспорта гражданке Седых М.А. в связи с напряженностью отношений между СССР и США».

– Через шесть месяцев можете подать еще одно заявление, – сказала ей чиновница. – Мы его рассмотрим.

Марика вышла на улицу как пьяная. Все ее тело превратилось в растерзанный, кровоточащий кусочек плоти. Совсем недавно она видела, как машина наехала на голубя: пух, перья в разные стороны… Машина умчалась вдаль, даже не остановившись, а полураздавленный голубь все бился в луже крови, цепляясь за свою искалеченную жизнь.

«Я голубь. И меня раздавили», – как в бреду, бормотала Марика.

Как она молилась, как жаждала любви! И вот дождалась. Но оказалось, что нести ее – выше человеческих сил. И выхода другого нет: либо все бросить, либо умереть под ее тяжестью.

ГЛАВА 27

Алекс уехал полтора года назад.