Они сидели на лавочке в институтском скверике. Кругом тишина, покой… В прозрачных лужах плавали кленовые листья.
– Меня из школы выгнали, – всхлипнула Лена. – Директриса сказала, что таких, как я, к детям нельзя подпускать на пушечный выстрел.
Миша молчал, собираясь с мыслями. Ему стоило огромного труда держать себя в руках. Это ж надо было до такого додуматься! Без спросу, без санкции начальства притащить иностранца в советскую школу!
– Помнишь, я тебе с самого начала говорил, что этот американец – мудак, каких поискать? – наконец вымолвил он. – А ты мне: «Он хороший, он хороший…»
– Да мы с Марикой сами виноваты… – покачала головой Лена. – Ох, что теперь будет?
– Что, что… Разбирать вас будут на заседании комитета.
– Думаешь, выгонят из комсомола?
– Это мы еще посмотрим. Я ведь там тоже буду присутствовать… Да и ребят можно будет попросить, чтобы они отнеслись помягче.
Лена ткнулась головой ему в плечо:
– Мишенька, прости меня, Христа ради! Просто мы так надеялись, что Капустин пригласит нас на телевидение… Я хотела, чтобы у меня тоже было хоть какое нибудь дело… Хотела, чтобы тебе не было за меня стыдно…
Миша растроганно обнял ее.
– Ленка, ну не плачь! Ты же знаешь, что я тебя и так люблю. И мне никогда за тебя не бывает стыдно.
Она подняла на него покрасневшие глаза:
– Даже сейчас?
Миша, как мог, успокаивал Лену, но у него у самого было невероятно пакостно на душе. Он совершенно не мог себе представить, как будет судить Лену. А судить надо – никуда не денешься.
Еще больше его волновал вопрос насчет первого отдела: докладывать обо всем случившемся или не докладывать? Доложишь – подставишь Лену с Марикой. Не доложишь, – получится, что он выгораживает Алекса.
«Надо признаваться, – решил Миша. – Все равно рано или поздно кто нибудь донесет на девчонок. Просто надо будет так подать дело, чтобы все перевалить на американца».
– Н да, кажется, наш мистер Уилльямс маленько оплошал, – процедил Петр Иванович, прочитав Мишин рапорт. – А что он там конкретно наговорил?
Миша подсунул ему заранее приготовленные выписки из доноса Капустина.
– Клеветал на советский строй? – усмехнулся Петр Иванович. – Это у них обычная практика. Ну что ж, примем меры: напишем уведомление в международный отдел института и велим им как следует проработать нашего мистера Уилльямса.
– А выслать его нельзя? – с надеждой спросил Миша.
– Да нет, не стоит из за такой ерунды международный скандал поднимать. – Петр Иванович пометил что то в своем ежедневнике. – Ну что ж, Степанов, можешь идти. Благодарю за службу.
Но Миша все же задержался на пороге.
– Петр Иванович, а ведь никакой Алекс не шпион… Шпион бы не стал так подставляться.
– А ты все равно на всякий случай за ним приглядывай, – сказал Петр Иванович, не отрываясь от своих бумаг. – Делу не помешает.
Марика никак не ожидала того, что случится. Капустин – столь изысканный, умный и знаменитый – вдруг оказался подлецом.
– Он просто испугался за свою задницу и заложил нас на всякий случай ! – громко возмущалась Лена. – Мол, как это так: слышать антисоветскую пропаганду и не донести куда следует? За это ведь и из партии можно вылететь.
В ответ Марика лишь молча кусала губы: ей страстно хотелось отплатить и Капустину, и Алексу. Но что она могла сделать? Ничего, кроме того, чтобы вдоволь позлиться и поупрекать себя в глупости.
«Ты же с самого начала знала, что с иностранцами нельзя связываться, – корила она себя. |