– А ты что, все еще ждешь от него каких то благородных шагов? Единственный способ заставить его раскошелиться – это вскружить ему голову. Он в принципе наполовину готовенький: сам звонить начал, приглашениями на приемы раскидывается… Но его надо дожать. А для этого я должна раздобыть более менее приличное платье.

Лена смотрела на подругу с нескрываемым восхищением.

– У меня дома есть польские журналы, – объявила она. – Мы найдем какую нибудь модель и сошьем тебе самый сногсшибательный наряд.

Ленина мама занимала важный профсоюзный пост на мебельной фабрике и в силу этого распоряжалась дефицитными журналами мод, выписываемыми на имя трудового коллектива. Справедливо полагая, что на работе их непременно растащат, она принесла их к себе домой и давала смотреть лишь своим и дочкиным подругам.

– Во смотри! – сказала Лена, тыкая в фотографию, под которой стояла подпись «Michael Jackson». – Симпатичная девчонка, правда?

– Где я тебе кожанку такую возьму? – насупилась Марика. Несмотря на внешнюю браваду, она все больше и больше нервничала.

Перелопатив гору журналов и выкроек, они наконец остановили свой выбор на роскошном платье с воланами по бокам. Ткань у Марики имелась: еще пять лет назад мама подарила ей отрез красного атласа «на приданое». А подходящие пуговицы было решено срезать с парадной блузки Лениной бабушки.

– Она все равно ее надевает лишь на день рождения и на День Победы, – бесшабашно заявила Лена. – Ты сходишь на прием, а потом мы вернем их на место. Бабушка ничего и не заметит.

На шитье ушло целых три дня.

Наконец платье было готово. Марика с восторгом смотрела на себя в зеркало: боже, как это приятно – нравиться самой себе!

«Алекс будет сражен наповал!» – торжествующе подумала она.

Ей настолько отчетливо представилось, как он замрет перед ней от удивления и восторга, что она не выдержала и рассмеялась.

Ну и пусть! Немного пофлиртовать с ним будет даже приятно.

«Только бы он не полез ко мне!» – настраивала она себя на высоконравственное поведение. Но какой то бессовестный голосок внутри тут же начинал мечтать: «Только бы полез!»

Возвращаясь от Лены, Марика смотрела недвижимым взглядом в заплаканное окно автобуса. Дождь, фонари, мокрая блестящая улица…

Почему то ей казалось, что в американском посольстве обязательно должна быть оранжерея. С фонтаном и огромными тропическими цветами, которые распускаются только ночью.

Она осторожно прокрадется туда: свет выключен, кругом ни души.

– Я уже не надеялся, что ты придешь, – скажет ей Алекс.

Но Марика ничего не ответит. Ей хочется шалить и безумствовать и поэтому она сразу, не обнимая, поцелует его в губы.

Разумеется, он будет шокирован.

– Марика, я…

– Молчи, молчи…

Несильно, но настойчиво она подтолкнет его к скамейке, скрытой широкими пальмовыми листьями.

– Здесь, – приговорит, как к казни.

И разве он осмелится сопротивляться?

Звук падающих капель, где то далеко отголоски посольского бала…

– Никто не сравнится с тобой, – скажет ей Алекс, когда она, ослабев, откинется на спинку скамьи.

А Марика, улыбаясь, будет смотреть не на него, а на озябшие звезды над стеклянной крышей.

Сборы назначили на пять часов. Марика объявила Свете, что ей срочно необходимо поработать над курсовиком, и закрыла дверь в свою комнату на ключ.

Для начала надо было сварить приличную краску для губ. У Марики имелось несколько помад, но это было совершенно не то, что надо. Полчаса они с Леной старательно выковыривали из тюбиков остатки, потом сложили все в ложку, добавили перламутровых теней и стали растапливать на свечке.