«Я слышал, Зубр, – отозвался спокойный голос. – Оставайтесь на связи».

ГОЛОС ИЗГОРСКОГО. Я провожу вас.

ГОЛОС СТОЛЕТНИКА. До двери. Я попробую отпереть…

В динамике послышался звук отодвигаемых стульев, голос Столетника: «Может быть, ей позвонить предварительно?..» и голос Изгорского – уже неразборчиво, сквозь шум отодвигаемых засовов: «…айтесь, чтобы никто…» Скрежет замков. Хлопок двери.

«Зубр, что он должен сказать Шейкиной?» – спросили по рации.

– Я не расслышал…

Напарник коренастого, человек с перебитым носом и маленькими подвижными глазами поднял затоптанный окурок с пола и сунул его в пепельницу.

– Кажется, все, – подмигнул он, обнажив в улыбке верхний ряд зубов с двумя стальными коронками.

– Не говори «гоп», – не разделил его радости коренастый.

– Гоп! – уверенно сказал фиксатый. – Гоп, кореш! Потому что старик так же глуп, как и его охранник, ха‑ха‑ха!.. Долго же он нас водил, а?

– Бенгальский тигр тебе кореш, – сверкнул глазами коренастый. – Вот он!..

Из‑за угла четырнадцатого дома бодрой походкой вышел Столетник, осмотрелся. Обильно усыпанный листвой «форд» не вызвал никаких подозрений он стоял здесь не менее суток. Подойдя к «жигулям», Столетник сказал что‑то находившейся в салоне собаке и перебежал улицу.

– Объект‑2 вышел. Подошел к табачному киоску на нечетной стороне улицы.

«Дайте ему уехать».

На ходу распечатывая пачку «Кэмела», Столетник вернулся к машине. Тронувшись с места, его «шестерка» подъехала к разделительной полосе, пропустив «джип», развернулась и влилась в транспортный поток.

– Амфора, объект‑2 проследовал в сторону Перовской улицы.

– Вас понял. Оставайтесь в машине до особого распоряжения… Карат, Карат, как слышите, прием.

– Амфора, вас понял, я – Карат, беру объект‑2 на углу Плеханова…

Коренастый щелкнул тумблером и посмотрел на фиксатого.

– До «гоп» еще нужно перепрыгнуть, – бросил он. Заметив, что тот вынимает очередную сигарету, прикрикнул: – Хватит дымить! Нанюхался за сутки твоего кизяка – блевать тянет!

Он откинул спинку кресла и, засунув руки в карманы, закрыл глаза.

Затемненные стекла делали «форд» похожим на сбившегося с пути слепого.

9

Женьку переполняла радость. Первое же дело выгорело и обещало быть легким.

Атмосфера особой важности, которой клиент окружил свое поручение, с одной стороны, смешила, с другой – вызывала к клиенту сочувствие, подтверждая Женькины выводы о его душевном нездоровье. Люди, имеющие допуск к государственным секретам, живут в других условиях и выглядят иначе – уж это‑то Женька знал. Он улыбнулся, вспомнив, как старый хитрец клюнул на его розыгрыш: «Не подходите к окну!.. не выглядывайте в глазок!..» Сидит теперь небось в дальнем углу своей лачуги и ждет его возвращения, дрожа от страха, который сам же нагнал на себя. Ничего, пусть посидит, подумает. Женька не раз подвизался в роли телохранителя, и психическое состояние людей, подверженных «фобиям», было ему хорошо знакомо. Жалость к Изгорскому сменилась презрением: эта дверь, эти решетки… Нападали на него, как же!.. Да кому ты нужен, пархатый!.. Интересно бы заглянуть в твой портфельчик, если он, конечно, вообще существует. «Скажете ей, что умер Саша. Она знает», – напутствовал его Изгорский напоследок. Долю покойничка небось решили разделить? Денег, разумеется, в портфеле не будет – так, диссертация какая‑нибудь или ученый труд покойника дождался нового автора.