|
А ему – нисколько, он лишь старался восстановить свое душевное равновесие, оскорблен-ный в своих лучших чувствах. Такого вопиющего беспорядка он еще не видел никогда. – Вот мое уютное гнездышко, – проворковала Кэрри. – Как оно тебе? – Уж очень маленькое, – сказал он вслух. А про себя добавил: «Особенно при этом хаосе». Помещение было вытянуто в длину, что ясно говорило о его происхождении – площадь, оставшаяся после ремонтных работ. Комната сильно смахивала на товарный вагон. Кэрри втащила Гаррисона внутрь. Затем подошла к кушетке, покрытой шотландским пле-дом, который никогда не накинул бы себе на плечи ни один нормальный шотландец, сгребла в одну кучу валявшиеся на ней газеты, журналы, расчетные письма, рекламные объявления, ката-логи, компьютерные распечатки, дискеты, пустую коробку из-под конфет и сбросила все это на пол. – На этой неделе я тут почти не убирала. – Тебе было не до того, – возразил Гаррисон. И в самом деле. Ведь, оставаясь с мальчиками, она поддерживала в его квартире порядок. Значит, при желании могла бы прибрать и здесь. В его доме порядок царил всегда. Ей необходимо лишь взять его за образец. Гаррисон понемногу приходил в себя. Ему не раз приходилось бывать в учреждениях, где дела находились в таком хаосе, что он только удивлялся, как эти фирмы еще могут функциони-ровать. Истины, казавшиеся ему простыми, были совершенно неведомы рядовым служащим, но стоило Гаррисону наставить их на путь истинный, и они становились горячими приверженцами его принципов и осуществляли их на практике. А значит, Кэрри будет ему только благодарна за наставления и помощь. И он улыбнулся девушке, которая с некоторой настороженностью следила за выражением его лица. – Ты говорила что-то о кофе? – Ах да, кофе! – Она рассмеялась и всплеснула руками. – Совсем вылетело из головы! В кухне стояла плита с двумя конфорками и духовкой, на разделочном столе рядом с рако-виной – микроволновая печь, над ними – маленький холодильник. Все было завалено запис-ками, меню, почтовыми открытками. У крошечного обеденного столика стояли два покореженных железных стула с пластико-выми сиденьями в красно-белую полоску. Кэрри убрала висевшую на них одежду и предложила Гаррисону сесть. Он сел, но при этом едва не упал – у выбранного им стула одна ножка оказа-лась короче остальных. Кэрри наполнила чайник водой, поставила его на огонь, открыла стенной шкаф, забитый бутылками, банками, коробками с крупами, явно засунутыми туда, как попало. Чтобы отыскать кофе, ей пришлось прежде вытащить наружу несколько других предметов. А кофе оказался растворимым. У нее нет места для кофемолки, сообразил Гаррисон. После их прихода к Кэрри, они, по сути дела, толком не разговаривали, и Гаррисон опасался, как бы девушка не почувствовала его недовольство. А ему никак не хотелось ее обижать, хотя он недоумевал вполне искренне – ну как человек может так жить? – Нам необходимо кое-что обсудить, – заявил он со свойственной ему прямотой. – Я вижу, тебя что-то беспокоит, – заметила Кэрри. Она открыла другой шкаф, и при виде ее посуды Гаррисон чуть не вздрогнул: одинаковые по форме чашки, но при этом разного цвета! Она вытащила розовую и лиловую. – Я считаю, ты не должна смиряться с исключением. – Бесполезно, ты снова останешься в меньшинстве. – Возможно, но мне хочется пощекотать им нервы. Кэрри прислонилась к холодильнику и скрестила руки на груди. – Зачем? – Затем, что они не правы. – Ты говоришь так, будто сам не состоишь в правлении. – Если они проголосуют за исключение, я выйду из правления, – сказал он решительно. – Если подходить формально, то я и вправду нарушала правила, установленные для жиль-цов. |
