— Мне уже почти хорошо. Только чуть подташнивает.

— Я вызову скорую помощь.

— Не надо. Сначала поедем ко мне, а там будет видно.

Ершовские ребята подъехали буквально через минуту, они подхватили Митю на руки, погрузили в микроавтобус, где уложили на мягкую с подголовным валиком подвесную кровать.

Тем временем отец Антоний тормознул попутку для себя и вождя народов. Митя увидел, что его подарок на именины отца уезжает и слабо воскликнул:

— Игорь Алексеевич! Не упустите Сталина, он мне нужен.

— Никуда он не денется, — сказал я. — Наши ребята пригонят твою и мою машины от поселкового храма, где мы их оставили. Заодно и привезут твой подарок.

«Народная Инициатива» владела половинной долей одной из крупнейших городских клиник, и по моему звонку возле дома нас встретила бригада медиков. Митю на носилках занесли в квартиру, и врач принялся его расспрашивать и осматривать. Вскоре подъехал и узкий специалист. Его решение было безапелляционным:

— Вам жизненно необходимо немедленно лечь в больницу, чтобы обследоваться на компьютерном томографе.

Митя жалко скривился на Соню, и глаза его заметно налились слезами.

— Раз врач советует обследоваться, то надо его слушаться, — рассудила Соня. — Я поеду с тобой и останусь сиделкой, пока ты не выздоровеешь.

Я проводил Митю до «санитарки», взял у него ключи от квартиры, позвонил Любе, что скоро приеду домой, вернулся в бывшие обкомовские апартаменты, открыл холодильник, взял бутылку минералки и, вынув из кармана полученный от полковника конверт, сел в кресло.

Опус номер три, который Митя так неосторожно хранил на флешке, в распечатке занимал ровно десять страниц. Я взглянул на заголовок и удручённо покачал головой: с каждым разом молодой Козырев задирал планку своих историко-философских изысканий выше и выше. Начал с исследования российского вранья, затем пустился в поиски национальной идеи, а сейчас, страшно подумать, сотворил эссе: «О русском бунте как земном воплощении Геенны Огненной».

Я перечитал несколько раз заголовок и понял, почему полицейский майор с такой жадностью ухватился за Митину писанину, словно нашёл в своём столе долгожданные погоны с заверенным подписью министра внутренних дел приказом о досрочном присвоении ему звания подполковника за раскрытие особо опасного антигосударственного преступления. Не читая статьи, я уже мог с уверенностью сказать, что Митя написал в ней приговор самому себе, и теперь у него только один выход — бежать сломя голову в сторону туманного Альбиона и звонить оттуда, подобно Герцену и Огарёву, в свой «Колокол» и звать Русь к топору и бунту. Уповать на всемогущего владельца «Народной Инициативы» было бы неразумным. Богатство Козырева в случае возбуждения уголовного дела по политической статье не выручило бы Митю, и даже могло сильно ухудшить его шансы на благоприятный исход судебного процесса. Слишком много алчных взоров было устремлено со всех сторон на процветающий концерн, принадлежащий, по сути дела, одному владельцу. И попади Митя в жернова судебной машины, он неизбежно станет предметом торга и неизбежных уступок со стороны Андрея Ильича, чтобы только выручить из беды единственного сына.

Нужно было немедленно довести до сведения Козырева содержание Митиной писанины, но самому мне показываться на глаза босса не хотелось. И он, будто догадавшись о моих колебаниях, позвонил сам. Выслушав моё сообщение, буркнул:

— Ну, а теперь излагай главное. Но не подробно, а в общих чертах.

— В полиции знают содержание новой статейки Мити и очень этому рады.

— Это почему же так? Чем он им угодил?

— Я не вникал в содержание, но сам заголовок тянет на двести восемьдесят вторую статью: «О русском бунте как земном воплощении Геенны Огненной».