|
— И я, не хвалясь, могу сказать, что я лучше их всех в одном смысле, но зато в каком! Объявляю это без всякой гордыни, потому что и хвалиться в общем-то нечем, но что имеем, то имеем. Я, мой сын, отличаюсь от всех мерзавцев нашего времени тем, что понимаю, до конца осознаю, что я — негодяй, предатель, отступник. А попробуй, спроси кого другого, того же Горбачёва, осознает ли он свою вину перед Россией? И он скажет: «Если я в чём и виноват, так только в том, что доверился своему окружению, а в нём оказались нечестные люди». Ему и всем коммунистам цекашного разбора, к которым отношусь пусть в самой малой степени и я, нужно собраться на Красной площади, встать на колени и просить у всех народов СССР прощения за своё предательство и отступничество от справедливости. Вот эту картину, Дмитрий Андреевич, тебе нужно было нарисовать самыми крупными и яркими мазками, а ты что-то там набормотал о вранье, о душе, а суть случившегося в России называется просто — предательство, похлеще власовского. Власов сдался один, а тут державу сдали, да ещё с десяток стран к ней в придачу.
— Тогда в спор-клубе я страшно нервничал, — виновато сказал Митя. — Говорил об очевидных вещах, о житейском вранье. И то это вызвало большой шум. Но в следующий раз обязательно скажу об измене, предательстве и отступничестве. По Данте, совершившие их грешники погружены на самое дно преисподней. И Христос, когда спускался в ад, прошёл мимо них. — Я не настолько учён, чтобы судить о таких вещах, — сказал Козырев. — Может, ты, Игорь, что-нибудь об этом знаешь? — Откуда, — запротестовал я. — Вот налить по рюмочке я ещё могу, не пролив ни капли. Козырев в застольях больше одной стопки водки никогда не выпивал и, отмахнувшись от моего предложения, продолжил гнуть неведомую мне линию в разговоре с Митей, и я должен был быть настороже, чтобы в нужный момент поддержать босса. — Ты, Митя, ошибаешься и крепко ошибаешься, когда считаешь, что наши образованные туземцы — это и есть та благодарная аудитория, которая только и ждёт, чтобы услышать твои откровения на тему предательства. Пусть они сами ничего не украли, но предатели почище меня. И ты знаешь, что они предали? Отчего отреклись, когда либеральная бражка стала переманивать их на свою сторону? — Одно какое-то предательство трудно выделить. Предавали ведь всё: и Отечество, и его историю и свой народ… — Будет перечислять, — остановил его Андрей Ильич. — Всё довольно просто: те, кто сейчас власть: государственная, финансово-экономическая и обслуга режима — все они предали правду. Сказать проще: они не только согласны жить не по справедливости, но даже рвутся жить именно таким способом. Смеху подобно, что ты надеешься найти себе слушателей в спор-клубе. Да тебе не найти во всей России ни одного человека, который бы признался, что он живёт не по справедливости, кроме твоего отца. А как её вернуть — справедливость — всему народу и каждому человеку, она ведь не корова, которая потерялась в лесу и по бренчанию ботала её не отыщешь? Да ты, Митя, никак кривишься? Тебе смешно?.. — Если бы тебе, или кому другому, или всей власти нужна была справедливость, то её бы мигом отыскали, — посмеиваясь, сказал Митя. — Но справедливость никому не нужна, да и кому она может понадобиться, если у всех эффективных собственников и обслуживающей этих крокодилов властной братвы нет стыда. Вот ты, отец, прости за прямоту, умом понимаешь, что ты живёшь не по совести, а сердцем этого не чувствуешь. Но Андрея Ильича смутить было невозможно. Он съел, не торопясь, ломтик ветчины, запил водичкой и подмигнул мне, мол, не дремли, сейчас начнётся самое интересное. — Шустряк. Полюбуйся на своего подопечного, Игорь. |
