— Если бы я мог влюбиться в вас… Не сердитесь, что я говорю с вами так откровенно: мы такие старинные знакомые…

— О, Боже, я вовсе не сержусь! пожалуйста, не стесняйтесь.

— Если бы я влюбился в вас, то это было бы как раз то, что мне нужно.

— Но так как вы этого не можете, то и толковать нечего, — проговорила Бидди так решительно, что я немного даже обиделся.

Когда мы проходили мимо кладбища, мы повстречались с Орликом.

— Ого! — проворчал он, — куда вы идете?

— Куда нам итти, как не домой.

— Ну, так и я пойду с вами.

Бидди была очень недовольна этим и шепнула мне:

— Не позволяйте ему итти с нами; я его не люблю.

Я тоже не любил его, и потому отважился сказать, что мы благодарим за компанию, но хотим итти одни. Он встретил это сообщение взрывом хохота и отстал от нас, продолжая следовать за нами в некотором отдалении.

Мне хотелось знать, не подозревает ли его Бидди в участии в злодейском нападении, о котором сестра не могла ничего сообщить, и спросил Бидди, почему она не любит Орлика.

— О! — отвечала она, оглядываясь через плечо на Орлика, который ковылял вслед за нами, — потому что я…. я боюсь, что он меня слишком любит.

— Разве он говорил вам, что любит вас? — спросил я с негодованием.

— Нет, — отвечала Бидди, и снова оглянулась, — но я так думаю, потому что ему не стоится на месте, когда я на него взглядываю.

Как ни ново и как ни странно было такое доказательство привязанности, я не сомневался в верности его истолкования. Я очень горячо негодовал на Орлика за то, что он смеет любить Бидди, — так горячо, точно это было личным для меня оскорблением.

— Но ведь это вас не касается, — ответила Бидди спокойно.

— Нет, Бидди, это меня не касается, но только это мне не нравится; я этого не одобряю.

— Да и я также, — отвечала Бидди. — Но вас это все же не касается.

— Совершенно верно; но я должен сказать вам, Бидди, что я был бы дурного о вас мнения, если бы вы хоть сколько-нибудь отвечали ему сочувствием.

С этих пор я стал следить за Орликом и мешать ему в выражении своих чувств Бидди. Он уже давно работал у Джо и был в кузнице своим человеком, благодаря внезапной благосклонности к нему сестры; если бы не это, я просил бы Джо, чтобы его уволили. Он отлично понимал мои чувства, и ему удалось впоследствии отомстить мне за мою вражду.

ГЛАВА XVI

Шел четвертый год моего ученья у Джо, и был канун воскресенья. Вокруг огня в кабачке «Трех веселых лодочников», собралось несколько человек, которые внимательно слушали, как м-р Уопсль читал вслух газету. Я находился тут же.

Вдруг я заметил неизвестнаго джентльмена, который сидел на скамейке, напротив меня. Кусая ногти, с презрительным выражением на лице, слушал он обяснения м-ра Уопсля о прочитанном — дело шло об убийстве, наделавшем много шума; м-р Уопсль подчеркивал все, что было самаго ужаснаго; ему, вероятно, казалось, что он лично присутствует на допросе.

Незнакомый джентльмен встал со скамейки и посмотрел на нас так, как будто он подозревал каждаго из нас в чем-то, от чего бы нам не поздоровилось, если бы он нас выдал, — и подошел к огню; левая рука у него была засунута в карман, а на правой он кусал ногти.

— Я знаю, — сказал он, оглядывая всех нас, — что среди вас есть кузнец, но имени Джозеф или Джо Гарджери. Который из вас этот кузнец?

— Я самый, — отвечал Джо.

Незнакомый джентльмен подозвал его к собе, и Джо подошел.