— Джо, ты сказал Бидди о том, что случилось?

— Нет, Пип, — отвечал Джо, не отрывая глаз от огня и по прежнему крепко сжимая колени: — я думал, ты сам ей скажешь, Пип.

— Мне хочется, чтобы ты ей сказал об этом, Джо.

Джо обратился к Бидди, которая теперь вошла в комнату.

— Пип стал богатым джентльменом, Бидди, и да благословит его Бог на новом пути!

Бидди уронила работу, которую несла в руках, и взглянула на меня. Джо также взглянул на меня. Я глядел на обоих. После некотораго молчания, оба искренно поздравили меня; но к их поздравлениям примешивался легкий оттенок грусти, который показался мне обидным.

Бидди долго старалась обяснить сестре перемену в моей судьбе. Но, как мне кажется, все ея старания ни к чему ни привели. Сестра смеялась и многократно качала головой и даже повторяла за Бидди слова «Пип» и «богатство». Но я сомневаюсь, чтобы она понимала то, что случилось.

Я бы никогда не поверил, если бы сам этого не испытал, что по мере того, как Джо и Бидди приходили в обычное веселое настроение, я становился все мрачнее и мрачнее. Я, конечно, не мог быть, недоволен привалившим мне счастием; но, быть может, сам того не сознавая, я был недоволен самим собой.

Как бы то ни было, я сидел, упершись локтями в колени, а подбородком в ладони рук, и глядел в огонь, в то время, как те двое говорили про то, как я уеду, и что они будут делать без меня. И когда я ловил их взгляд на себе (а они часто взглядывали на меня, особенно Бидди), я оскорблялся; мне казалось, что в нем выражается недоверие ко мне. Хотя небу известно, что они не выказывали такого предположения ни словом, ни знаком,

Наконец я встал и выглянул за дверь кухни, которая выходила прямо на двор и в летние вечера стояла открытой, чтобы освежить горницу.

Боюсь, что самыя звезды, на которыя я тогда поднимал глаза, казались мне бедными и ничтожными звездами оттого, что оне светили на деревенскую обстановку, среди которой я провел начало своей жизни.

Вечером мы сидели за столом и ужинали хлебом с сыром, запивая его пивом.

— Еще пять дней, — сказал я:- и наступит канун того дня! Они скоро пройдут.

— Да, Пип, — заметил Джо, голос котораго глухо звучал из-за кружки пива. — Они скоро пройдут!

— Скоро, скоро пройдут, — подтвердила Бидди.

— Знаешь, Джо, когда я пойду в город в понедельник и закажу себе новое платье, то скажу портному, что приду сам за платьем или велю отослать его к м-ру Пэмбльчуку. Мне неприятно будет, если на меня здесь станут глазеть.

— М-ру и м-с Гоббль приятно было бы увидеть тебя, Пип, в твоем новом виде, - сказал Джо, искусно разрезая свой хлеб, на котором лежал сыр, на ладони левой руки и глядя на мой нетронутый ужин, — точно вспоминал о тех временах, когда мы взапуски уписывали наши куски хлеба с маслом. — Уопслю тоже было бы приятно. Посетители «Трех веселых лодочников» тоже были бы польщены увидет тебя в нарядном платье.

— Но именно этого-то я и не хочу, Джо. Они поднимут такой гвалт… такой грубый и пошлый гвалт, что я просто буду сам не свой.

— Ну, конечно, Пип. Если ты будешь сам не свой…

Тут Бидди, кормившая сестру с тарелки, спросила меня:

— А когда же вы покажетесь м-ру Гарджери, вашей сестре и мне? Ведь вы покажетесь нам, не правда ли?

— Бидди, — отвечал я, не без раздражения, — вы так скоры на язык, что за вами не угоняешься.

— Она за словом в карман не полезет, — заметил Джо.

— Не торопитесь, Бидди; я хотел сказать, что платье мне принесут в узле вечером, — по всей вероятности, накануне моего отезда.