— Николай! — на другом берегу стоял дядя Пётр и размахивал листком. — Тебя в Москву вызывают, учиться…

Дырка в газете

В 1972 году в моей жизни произошло важное событие: из коренного сибиряка я превратился в симбиряка, то есть в симбирянина или ульяновца. Причина столь разительного моего превращения была житейской: моя жена окончила Омский медицинский институт, и её направили на работу в Инзу, о существовании которой ни я, ни Людмила не имели даже малейшего представления. Меня прельстила близость к Москве, а также возможность начать семейную жизнь подальше от родни в отдельной квартире, которую молодому врачу должны были предоставить по существующему в советское время законодательству.

Лето 1972 года было очень жарким и засушливым. Особенно жарким оно было в Поволжье, где солнце испепелило почти всё. Сойдя с поезда в Инзе в конце августа, мы окунулись в знойный расплав из мелкой мучнистой пыли, которая покрывала здания, деревья и толстым слоем лежала на незамощённых улицах сонного городка. Обливаясь потом, мы дотащили узлы с вещами до камеры хранения, сдали их и пошли через железнодорожный перекидной мост в посёлок диатомового комбината, где находилась районная больница и санэпидемстанция. Там Люду поджидала, после очередного побега из столь неуютных мест молодого врача, освободившаяся должность эпидемиолога.

Двухэтажный дом, где мы поселились, находился на улице Полевой. Это западная окраина Инзы, самый край города. Квартиру нам дали однокомнатную, даже с ванной, в которой мы хранили картошку по причине отсутствия горячей воды.

Месяца два я обустраивал жилье: сделал книжные полки, приобрёл мебель, утеплил окна. Нужно было устраиваться на работу. Я зашёл в районную газету «Вперёд», места там не было и не предвиделось. Наконец, после долгих хождений мне предложили должность коменданта только что построенного здания райисполкома. Таким образом, я очутился первый раз в жизни в положении человека, каким-то образом приближенного к властям. Раньше все эти органы власти для меня были тайной, и по своей поэтической наивности я думал, что там работают какие-то особенные люди.

Где-то в начале 1973 года ко мне в Инзу заехал знакомый из Омска, капитан речного буксира Мысаков. Приехал и приехал, но этот гость притащил ко мне на хвосте наружку КГБ, которая сопровождала его из Омска в Ригу, где он предполагал поселиться.

Вкратце поясню, в чём дело. В Омске я дружил с очень талантливыми и умными людьми, которые на рубеже 21 — го века добились известности: один был избран в Госдуму, другой стал членом Верховного Суда РФ, третий — заслуженным художником России и так далее. Всего нас было человек десять — пятнадцать. Раз в неделю по субботам мы собирались в мастерских художников, на природе, у того же Мысакова на речном буксире. Никакой политики, диссидентства и антисоветской пропаганды в наших разговорах не было. Некоторые из нас начинали всерьёз заниматься литературой, на встречах читали стихи, рассказы. Художники показывали свои новые работы. Кто-то побывал в круизе вокруг Европы и делился впечатлениями. И всё.

Драматические события развернулись вскоре после моего отъезда. Оказывается, среди нас давно находился агент КГБ, который стучал. Что он там стучал, не знаю, но омские кэгэбэшники, озверевшие от скуки и отсутствия врагов и шпионов, что мешало им получать внеочередные звания и награды, набросились на нас с большим аппетитом. Надо же! Разоблачили, раскрыли, доложили в Москву. Подозреваемых стали приглашать в омский «серый дом» для бесед, ведь предъявить криминального было нечего.