Изменить размер шрифта - +
Таким для меня был день 11 мая 1980 года. С утра меня вызвали в обком партии к зав. сектором печати и телевидения Михаилу Никитину. Я миновал милицейский кордон, поднялся на третий этаж. Никитин, уже извещённый милицией о моём приходе, был не один. В углу кабинета сидела над газетной подшивкой женщина. Я догадывался, о чём пойдёт разговор, но Никитин начал издалека:

— Какие у вас жилищные условия?

— Двухкомнатная квартира…

— Как семья?..

— Нормально…

Затем зав. сектором извлёк из ящика стола чистый лист бумаги.

— Ну, где вы работаете?..

— Нигде…

Конечно, он прекрасно знал, что я работаю в военном училище. Но он решил поиздеваться:

— На что же вы живёте?..

— Разве так живут? — я повысил голос, и женщина в углу вся обратилась в слух. Никитин пригласил её в качестве свидетеля. — Ваш обком отправил в издательство «Современник» по своей инициативе письмо с требованием не печатать мою книгу. Я написал в ЦК партии.

— Ваше письмо из ЦК переслали в обком. Мы уже послали в ЦК негативный ответ.

Мне сразу стало противно и скучно. Я резко поднялся со стула.

— Слушай ты, вятский с краденым армянским дипломом. Пройдёт ещё немного времени, и я буду, если захочу, на твоём месте, а ты будешь трястись пузом от страха с этой стороны. Понял?

Я вышел и резко хлопнул дверью. О разговоре с ним Никитин никому не сказал. А вот то, что я хлопнул дверью да ещё в таком месте! Так и пошло по городу: «Полотнянко дверью в обкоме хлопнул!»

Через полчаса на главпочтамте я писал письмо в ЦК КПСС. «Вам нужен ещё один враг, — спрашивал я товарища Леонида Ильича Брежнева, который, конечно же, моего письма не увидит. — Прикажите обкому партии Ульяновской области оставить поэта в покое. Пусть не лезут к нему в душу сапожищами. А директор издательства «Современник», разве он подчинён нашим обкомовцам?.. Он не прав и пусть в срочном порядке издаёт мою книгу «Просёлок».

Отправил письмо с уведомлением, хотя знал, что где надо — его прочтут и даже скопируют. Ну и чёрт с ними! Я — не иерусалимский дворянин, чтобы бежать.

Вышел на улицу, покурил, решил заглянуть в Союз писателей. Там уже всё известно, а мнение обкома для них непререкаемо, но лучше увидеть поведение вроде друзей самому. В Союзе застал Благова, Мельникова, Галагозу. У них идея — выехать в лес, отдохнуть. Позвали и меня.

Николай Благов, уже в лёгком подпитии, сразу обнаружил детальное знакомство с моим делом.

— Обком партии — это сила! Сверкалов не успокоится, пока не уничтожит тебя. Чем ты его достал?..

— Не упал сразу перед ним на колени, не поцеловал ботинок…

В дубовом леске парка «Победы» мы выпили, и Благова развезло. Он кинулся на меня, облапил, попытался повалить на землю. Я захватил его руки и, прогнувшись назад, бросил его через грудь. Это страшный бросок для человека, который не может смягчить удар об землю. Взглядом я проследил, как тело Благова описало в воздухе дугу и с шумом упало на землю. И тут я похолодел от страха. Голова Благова коснулась земли буквально в сантиметре от срубленного наискосок, острого, как нож или копьё, комелька дубка. Ещё какой-нибудь сантиметр и голова Благова раскололась бы, как арбуз. Николай стал подниматься, он уже не помнил, почему оказался на земле, а я думал, что эту смерть мне бы не замолить, и в этот день могли погибнуть два поэта. Но Бог не допустил.

Моё второе письмо в ЦК КПСС вызвало в обкоме партии замешательство. Ко мне домой (а в квартире пар от стирки, мокреть) приехал зам. зав. отделом пропаганды Митричев. Мило беседовал, осмотрел моё жилище и пригласил меня через неделю прийти к Ю.

Быстрый переход