Так складываются судьбы.
Любой нормальный человек имеет нравственный тормоз, но бесконтрольная власть развращает. И секретарь обкома партии по идеологии Сверкалов был хамом в самом чистом, дистиллированном виде. Он, походя, мог так уесть человека, что тот забивался в страхе в какую-нибудь нору и не выглядывал оттуда до конца жизни.
Тишайший и безответный ответственный секретарь Ульяновской писательской организации В. Пырков отрастил бороду, не согласовав это с идеологическим вождём. Бедолага и не ведал, что натворил, пока не переступил порог руководящего кабинета. Он не пробыл там и минуты, вылетел оттуда потный от страха, а вслед ему грозно неслись слова:
— Не приму, пока не сбреешь бороду!
«Не приму» — это то же самое, что и щедринское «тащить и не пущать», только на другом историческом уровне, но наше родное, до боли знакомое…
Перед открытием художественной выставки всегда проходил отдельный закрытый просмотр работ художников. Сверкалов важно проходит мимо картин, скульптур. Вдруг останавливается.
— Это показывать нельзя. Убрать!
А эхо в пустом зале отражает истинный смысл этих слов: «Арестовать! Конфисковать!»
Просмотр подходит к концу.
Вдруг в зале появляется скульптор К. с бюстом Брежнева. Что поделать, слаба человеческая натура, хотел прогнуться перед власть предержащими, ночь не спал — лепил, отливал голову, потом тащил её в потёмках по городу на своём горбу, распугивая прохожих, а ему сразу «втычный» вопрос:
— Это что такое? Кто разрешил?
Скульптор что-то мямлит. Его не слушают и приказывают убираться вон вместе со своим «эпохальным» творением.
Унылый творец взваливает своё детище на спину и ныряет в городскую тьму.
Почти в это же самое время в областном театре идёт сдача спектакля на производственную тему. На обсуждении присутствует начальник областного Управления культуры. Предлагает высказаться. Но никто не хочет вступать на скользкую стезю. Нехорошее молчание пахнет взрывом. И он происходит.
— Почему рабочие в кедах? Кто режиссёр? — спрашивает начальник.
— Я… — отвечает пожилой солидный человек.
— Кто я? Встать!
…Председатель комитета по телевидению и радиовещанию стоит навытяжку в Мемориале, а его кроет семиэтажным секретарь обкома. Но это свои люди…
Карандаш
В 1975 году Ульяновск ещё жил эйфорией недавно отпразднованного 100-летнего юбилея В.И. Ленина. Появились Мемориал, новые гостиницы, вокзалы, улицы, но оставалось ещё много «незавершёнок». К их числу относилась и художественная роспись на стене вестибюля пединститута.
Так случилось, что я хорошо знал авторов этой росписи: двух московских и одного ульяновского художников. Заходил к ним, стоял на лесах, даже, помнится, кистью мазнул по сюртуку какого-то предтечи железной когорты революционеров. Надо сказать, что первый секретарь обкома партии А.А. Скочилов (кличка Бабай) был натурой художественной не только в переносном, но и в прямом значении этого слова. Его, например, увлекали значки, и он сам сделал несколько эскизов. Даже в альбоме их изображения помещались, только вот фамилию автора закрасили чёрной типографской краской. На премьерах в драмтеатре Бабай бывал. Одних актёров журил, других хвалил.
Но самый значительный художественный жест по отношению к городу Бабай совершил, водрузив шпиль над Волгой. Начертил проектик на листе бумаги: здесь скульптурная группа, здесь шпиль, здесь мемориальные доски. На гонорар и авторство не претендовал.
Вернёмся же к художественной росписи в педагогическом институте. Назревало открытие, и редактор давно почившего «Ульяновского комсомольца» Гена Лёвин послал меня сделать репортаж в номер прямо с колёс ввиду неизбежного присутствия на торжестве самого главного лица области. |