Что, если она прочитала его спекулянту! Я прямо вижу, как оба они извиваются
от хохота.
-- Что с вами? -- вопит Ризенфельд. -- Вам нехорошо?
-- Жарко! -- ору я в ответ и чувствую, как струйки пота текут у меня по
спине. Я в ярости. Если Эрна обернется, она увидит, что лицо у меня красное
и потное, а мне хотелось бы сейчас во что бы то ни стало иметь вид
надменный, холодный и независимый, какой и подобает иметь человеку из
высшего общества. Быстро провожу носовым платком по лицу. Ризенфельд
безжалостно ухмыляется, Георг это замечает.
-- Вы тоже здорово вспотели, Ризенфельд, -- заявляет он.
-- Ну, у меня это другое! Этот пот -- от жажды жизни, -- кричит
Ризенфельд.
-- Это пот улетающего времени, -- язвительно каркаю я и чувствую, как
испарина солеными струйками сбегает в уголки рта.
Эрна совсем близко. Блаженным взглядом смотрит она на оркестр. Я придаю
своему лицу выражение высокомерия и улыбаюсь слегка насмешливо и удивленно,
а воротничок мой уже размяк.
-- Да что это с вами? -- вопит Ризенфельд. -- Прямо кенгуру-лунатик.
Я игнорирую его. Эрна обернулась. Я равнодушно разглядываю танцующих,
потом как будто случайно замечаю ее и с трудом узнаю. Небрежно поднимаю два
пальца для приветствия.
-- Он спятил, -- вопит Ризенфельд между синкопами фокстрота "Отец
Небесный".
Я не отвечаю. Я буквально лишился дара речи. Эрна меня просто не видит.
Наконец музыка прекратилась. Площадка для танцев медленно пустеет. Эрна
исчезает в одной из ниш.
-- Вам сколько -- семнадцать или семьдесят? -- орет Ризенфельд.
Так как именно в это мгновение музыка смолкает, его вопрос разносится
по всему залу. Несколько десятков людей смотрят на нас, и даже сам
Ризенфельд оторопел. Мне хочется быстро нырнуть под стол, но потом приходит
в голову, что ведь присутствующие могут это просто принять за обсуждение
торговой сделки, и отвечаю холодно и громко:
-- Семьдесят один доллар за штуку и ни на цент меньше.
Моя реплика немедленно вызывает у публики интерес.
-- О чем речь? -- осведомляется сидящий за соседним столиком человек с
лицом младенца. -- Всегда интересуюсь хорошим товаром. Разумеется, за
наличные. Моя фамилия Ауфштейн.
-- Феликс Кокс, -- представляюсь я в ответ; я рад, что у меня есть
время собраться с мыслями. -- А товар -- двадцать флаконов духов. К
сожалению, вон тот господин уже купил их.
-- Ш... ш... -- Шепчет искусственная блондинка.
Представление началось. Конферансье несет какую-то чушь и злится, что
его остроты не доходят. Я отодвигаю свой стул и прячусь за Ауфштейном;
почему-то конферансье, атакующие публику, всегда избирают своей мишенью
именно меня, а сегодня на глазах у Эрны это было бы позором. |