|
-- Не поддавайся им. Иначе пропадешь. И почему тебе непременно хочется, чтобы ты оказался прав? -- Да, -- отвечаю я, -- почему? Вероятно, потому, что я родился на немецкой земле. Разве у тебя никогда не бывает неприятных объяснении с женщиной? -- Конечно, бывает. Но это не мешает мне давать другим полезные советы. Свежий воздух подействовал на Ризенфельда, как удар мягким молотом. -- Давай будем на "ты", -- предлагает он мне. -- Мы ведь братья. Потребители смерти. -- Его смех похож на лисий лай. -- Меня зовут Алекс. -- Рольф, -- представляюсь я в ответ, ибо отнюдь не намерен называть свое честное имя "Людвиг" при этом пьяном брудершафте на одну ночь. Для Алекса и Рольф хорош. -- Рольф? -- удивляется Ризенфельд. -- Вот дурацкое имя! И тебя всегда так зовут? -- Я имею право носить его в високосные годы и в послеслужебное время. Алекс -- ведь тоже не Бог весть что. -- Ну, ничего, -- великодушно соглашается он. -- У меня давно не было так хорошо на душе! Найдется у вас еще чашка кофе? -- Разумеется, -- отвечает Георг. -- Рольф у нас мастер варить кофе. Пошатываясь, проходим мы в тени церкви Девы Марии и вступаем на Хакенштрассе. Впереди нас шагает, словно аист, какой-то одинокий прохожий и сворачивает в наши ворота. Это фельдфебель Кнопф, который возвращается после еженощного инспекционного обхода пивнушек. Мы следим за ним и нагоняем как раз в ту минуту, когда он мочится на черный обелиск, стоящий возле двери. -- Господин Кнопф, -- заявляю я, -- так не полагается. -- Вольно, -- бормочет Кнопф, не повертывая головы. -- Господин фельдфебель, -- начинаю я снова, -- так не полагается! Это же свинство! Ведь вы в собственной квартире не будете этого делать? Он слегка повертывает голову. -- Что? Я должен мочиться в своей гостиной? Вы рехнулись? -- Да не в вашей гостиной! У вас дома отличная уборная. Почему же вы ею не воспользуетесь? Ведь до нее отсюда десяти метров не будет! -- Вздор! -- Вы загрязняете красу нашей фирмы. Кроме того, совершаете святотатство. Ведь это же памятник, предмет, так сказать, священный. -- Он становится памятником только на кладбище, -- заявляет Кнопф и деревянной походкой идет к своей двери. -- Добрый вечер, господа, наше вам. Он делает небольшой поклон и стукается при этом затылком о дверной косяк. Затем, ворча, исчезает. -- Кто это? -- спрашивает Ризенфельд, пока я ищу банку с кофе. -- Ваша противоположность. Пьяница абстрактный. Пьяница без всякой фантазии. Не нуждается ни в какой помощи извне. Ни в каких картинах, пробуждающих желания. -- Вот ничтожество! -- Ризенфельд усаживается у окна. |
