— Вотъ ослятина! Стану я следить за собой — назвалъ я тебя пиратомъ или нетъ! Если ты, брать, будешь къ такимъ пустякамъ придираться, такъ ведь съ тобой никому житья не станетъ!

— Другими словами, ты просто хочешь сказать, что я непріятный человекъ…

— Богъ съ тобой! Ты такъ же пріятенъ, какъ летомъ холодный лимонадъ!

— Это иронія?

— Правда! Сущая правда въ трехъ частяхъ съ эпилогомъ.

— Что ты этимъ хочешь сказать?

— Чемъ?

— Вотъ этимъ… Эпилогомъ. Не хочешь ли ты намекнуть, что для нашей дружбы требуется уже эпилогъ?

— Зяка, отстань, старая ты, разсохшая бочка. У тебя, кажется, начинается манія преследованія!

— Хорошая манія преследованія! Третьяго дня, когда мы встретились на Московской, ты еле поздоровался со мной, a когда я хотелъ тебе разсказать о своей размолвке съ Утюговымъ — ты просто убежалъ..

— Зяка! Да пойми же ты, что я шелъ съ дамой! Ты могъ целый часъ разсказывать свои исторіи и инциденты съ Утюговымъ — не могъ же я заставлять свою даму ждать меня!

— Ну, да… А познакомить даму съ Зякинымъ — это намъ не пришло въ голову? Зякинъ недостоинъ дамскаго общества? Онъ грубъ, тяжелъ, невоспитанъ…

— Да изволь, познакомлю тебя хоть завтра. Сделай одолженіе!

— Значитъ, ты хочешь уверить меня, что ничего противъ меня не имеешь?

— Да постой… Разве ты сделалъ что-нибудь такое, что заставило бы меня относиться къ тебе враждебно?

— Вотъ! Я именно и хотелъ спросить тебя: что я такое сделалъ, что ты относишься ко мне враждебно?

— Да я не отношусь къ тебе враждебно! Вотъ характерецъ!

— Не относишься? Ну? А я заметилъ, что у тебя по отношенію ко мне какая-то злобная иронія. Я, ведь, напримеръ, давеча просто, по-дружески посоветовалъ тебе: "поливай цветы почаще…" Къ чему же это ироническое насмешливое: "слушаю-съ, ваше благородіе!"? Обидно. Оскорбительно!

— Съ чего ты взялъ, помилуй! Просто пришло въ голову и ответилъ шутливо. Если съ тобой нельзя даже пошутить — ты скажи прямо!

— Значитъ, ты находишь, что у меня тяжелый характеръ?

— Нетъ! Не нахожу!

— А что жъ ты, давеча, сказалъ: "ну, и характеръ!"?

— Это я съ восторгомъ сказалъ. Ты не понялъ тоже.

Безсильно опустившись въ кресло, Зякинъ обхватилъ свою голову руками и съ болезненнымъ стономъ прошепталъ:

— Боже, сколько насмешки. Сколько холода и ненависти! За что, за что?

— А убирайся ты къ чорту! — неожиданно вскричалъ хозяинъ. — Слышишь? Ты мне надоелъ.

Чувство некотораго удовлетворенія появилось на лице Зякина.

— Ну, вотъ видишь… Наконецъ-то, ты заговорилъ искренно, наконецъ-то, вырвалось у тебя неподдельное чувство по отношенію ко мне. Зачемъ же притворяться, показывать дружбу и симпатію ко мне, которой давно уже нетъ и въ помине…

Хозяинъ вскочилъ на ноги и бешено заоралъ:

— Да пойми ты, идіотъ ты аргентинскій, тухлая ты ослятина, свинячья прямая кишка — пойми, что ты святого доведешь до того, что онъ дастъ тебе по твоей искаженной обидой морде!!! Ну, можно ли иметь такую физіономію?! Ведь отъ нея молоко скиснетъ!! Матери будутъ преждевременно рожать!! Лошади сорвутся съ привязи и звери завоютъ въ логовищахъ. Такъ бы и треснулъ тебя!!

Зякинъ опустилъ все свои многочисленныя складки и волосы внизъ, капнулъ на отворотъ сюртука крохотной мутной слезой и покорно подошелъ къ хозяину.