И, ухмыляясь, пожав плечами:
- Вот и Петр тоже всё про любовь поет. Чудаки вы...
- Да и на меня нелюбовь эта заметно падает.
- Ты, сватья, не беспокойся!
Артамонов поднял длинную лапу, докрасна сжав пальцы в кулак.
- Я людей обламывать умею, вокруг меня недолго попрыгаешь. Я обойдусь
и без любови...
Женщина промолчала, думая с жуткой тревогой:
"Экой зверь".
И вот уютный дом ее наполнен подругами дочери, девицами лучших семей
города; все они пышно одеты в старинные парчовые сарафаны, с белыми
пузырями рукавов из кисеи и тонкого полотна, с проймами и мордовским шитьем
шелками, в кружевах у запястий, в козловых и сафьяновых башмаках, с лентами
в длинных девичьих косах. Невеста, задыхаясь, - в тяжелом, серебряной
парчи, сарафане с вызолоченными ажурными пуговицами от ворота до подола, в
шушуне золотой парчи на плечах, в белых и голубых лентах; она сидит, как
ледяная, в переднем углу и, отирая кружевным платком потное лицо, звучно
"стиховодит":
По лугам, по зелены-им,
По цветам, по лазоревым,
Разлилася вода вешняя,
Студена вода, ой, мутная...
Подруги голосно и дружно подхватывают замирающий стон девичьей жалобы:
Посылают меня, девицу,
Посылают меня по воду,
Меня босу, необутую,
Ой, нагую, неодетую...
Невидимый в толпе девиц, хохочет и кричит Алексей:
- Это - смешная песня! Засовали девицу в парчу, как индюшку в жестяное
ведро, а - кричите: нага, неодета!
Близко к невесте сидит Никита, новая синяя поддевка-уродливо и смешно
взъехала с горба на затылок, его синие глаза широко раскрыты и смотрят на
Наталью так странно, как будто он боится, что девушка сейчас растает,
исчезнет. В двери стоит, заполняя всю ее, Матрена Барская и, ворочая
глазами, гудит глубоким басом:
- Не жалобно поете, девицы.
Шагнув широким шагом лошади, она строго внушает, как надо петь по
старине, с каким трепетом надо готовиться к венцу.
- Сказано: "За мужем - как за каменной стеной", так вы знайте: крепка
стена - не проломишь, высока - не перескочишь.
Но девицы плохо слушают ее, в комнате тесно, жарко, толкая старуху,
они бегут во двор, в сад; среди них, как пчела в цветах, Алексей в шёлковой
золотистой рубахе, в плисовых шароварах, шумный и веселый, точно пьян.
Обиженно надув толстые губы, выпучив глаза, высоко приподняв спереди
подол штофной юбки, Барская, тучей густого дыма, поднимается наверх, к
Ульяне, и пророчески говорит:
- Весела дочь у тебя, не по правилу это, не по обычаю. Веселому началу
- плохой конец!
Баймакова озабоченно роется в большом кованом сундуке, стоя на коленях
пред ним; вокруг ее на полу, на постели разбросаны, как в ярмарочной лавке,
куски штофа, канауса, московского кумача, кашмировые шали, ленты, вышитые
полотенца; широкий луч солнца лежит на ярких тканях, и они разноцветно
горят, точно облако на вечерней заре. |