— Да наша квартира старше этого Замка Даосизма! — бубнит Эмиль. — Тоже мне достопримечательность. Лезть в гору, чтобы посмотреть на раскрашенный новодел, — я что, американец? Ты еще моток веревки осмотреть предложи.

— Зато оттуда виден весь Себу, — увещевает брата Эмилия. — Красивые виды, драконы, львы, орлы и куропатки, колодцы желаний — все как ты любишь, дорогой!

— Мы можем поехать осмотреть форт Сан-Педро, — едва сдерживая смех, предлагаю я. — Ему пятьсот лет, он мрачный, некрашеный — все для тебя, любимый.

Мгновенное замешательство Эмиля не может укрыться ни от меня, ни от его сестрицы. Она коротко, одобрительно подмигивает мне через плечо брата. Похоже, мы оба наслаждаемся зрелищем, как немногословный, терпеливый Эмиль изображает из себя то, чем никогда не был — избалованную королеву драмы.

— Я сюда не за архитектурой приехал! — поддерживает игру Эмиль. — Мне обещали экологический туризм. Я к водопадам хочу! К рыбкам и бабочкам!

— У нас есть бабочки, господин! — врывается в разговор обалдевший от восхищения портье. Смотри-ка, русский знает. Хотя что тут удивительного, при таком-то наплыве русских туристов. — Джумалон, господин! Сад бабочек.

— Да? — Эмиль заправляет прядь волос за ухо, демонстрируя ладонь и запястье, обвитые мехенди, словно кандалами. — Ну что, отвезешь нас в этот Джумалон… милый? — И смотрит на меня искоса, из-под ресниц.

Сволочь.

— Конечно, отвезу, радость моя, — говорю я и подношу руку Эмиля к губам — все еще продолжая играть роль влюбленного мужа, опьяненного медовым месяцем. Перед кем? Перед крохотным филиппинцем за стойкой? Перед дюжиной таких же любопытных, выглядывающих из всех дверей и окон, будто птицы из скворечников? Перед Эмили, глядящей на меня изумленно — и непонятно, одобрительно или осуждающе?

Эмилия

Кто бы мог подумать, что лукавый и изворотливый Ян так скоро дойдет до того, чтобы заявить открытым текстом: «Я тебя люблю»? И даже не вспомнит, как часто эти слова превращаются в эмоциональное минное поле, начиненное недопониманием и ожиданиями. Правда, Ян выбрал облегченный вариант: назвал Эмиля «любимым» и уставился на него так, словно надеялся по его реакции прочитать всю дальнейшую жизнь и судьбу. Их общую жизнь и судьбу.

И братец, как всегда, струсил. Он уже готов сбежать — в этот самый Джумалон, на дно моря, в джунгли — куда угодно, где на него не будут пялиться с таким требовательным интересом. Эмиль-то надеялся предоставить мне с Яном свободу флирта. Или даже отдать его мне. Чтобы ширма ходила ходуном и скрипела громче кровати, чтобы рядом тяжко сопели и вколачивались — не в него. А самому просто присутствовать при сем разврате и ТЕРПЕТЬ, убивая в себе отголоски моего желания.

Ангел мой белокрылый. Кай отмороженный.

— Не хочу ни к каким бабочкам-гусеницам, — подаю голос я. — Я что, Алиса Лидделл? Мне надо выпить и посмотреть фаер-шоу, а лучше стриптиз. Если тебе, Эмильчик, обещали эко-туризм, то я поклонница секс-туризма. Есть у вас тут секс-достопримечательности для таких, как я? — поворачиваю голову к портье и обнаруживаю, что того словно ветром сдуло. И холл опустел, ни одной любопытной черноволосой головы в дверях. Что ж они все боязливые-то такие?

— Ну разве она не особенная? — мурлычет за моей спиной чей-то голос, отражаясь от стен и стекаясь к единой точке, к тени, из которой нам навстречу выходит человек в мягкой потрепанной шляпе.