— Ну не дуйся, Эмка. — Руки Эми что-то такое делают с моей шевелюрой, отчего я выгляжу, точно модель той кошмарной фотосессии — или фантастической фотосессии, смотря с какой стороны посмотреть. — Это я должна дуться, твой хахаль нас с Джоном тоже обломал.

— Попытаешься меня завить, окуну в раковину, — железным голосом обещаю я.

Умелые, но коварные руки оставляют меня в покое.

— И когда они сойдут, — ворчу я, разглядывая уже совсем бледные мехенди. — Джон не интересовался у тебя, не замужем ли ты?

И зачем я спрашиваю? Знаю же, что не интересовался, я бы услышал.

— Ему все равно, — хмыкает Эми.

— Тебя это обижает?

— Меня это пугает, — признается сестра. — Мне кажется, этот парень знает о нас больше, чем должен.

— Может, он гений дедукции? — вдохновляюсь я. — Смотрит на человека и сразу все про него понимает: где тот живет, чем питается, кого убил…

— Про нас он вряд ли понял, — отмахивается Эмилия. Но в ее голосе слышно сомнение. — А мы ему не скажем.

— Он знает Его прозвище, — почему-то шепотом напоминаю я.

— Все равно ничего не поймет.

— Но татуировка…

— Татушка старая. Я рассмотрела, она не такая яркая, как свежие. Ей больше трех лет. Или даже больше десяти.

— Хорошо. Будем считать, это совпадение.

Многовато совпадений, но мне легче думать именно так.

— Ты будешь с ним встречаться? — Как будто Эмили может встречаться с Джоном отдельно от меня.

Сестра пожимает плечами. Но я-то знаю: она нипочем не бросит загадку, воплощенную в голубоглазом ублюдке, пока не разгадает до конца их обоих.

— Ты настоящая ищейка, — вздыхаю я.

— Ты так говоришь, будто это что-то плохое, — отшучивается Эми.

Должно быть, ее тянет к плохому парню Джону. Никогда не замечал за сестрой наклонностей хорошей девочки. Наверное, это единственная. Или Джон не такой уж плохой?

Когда мы спускаемся к завтраку, Джон уже там, сидит с Яном за накрытым столом и копается в тарелке с фруктами. Половину здешних плодов мы не то что не пробовали, но и не видели никогда. Я с подозрением смотрю на полупрозрачных слизней с косточкой внутри:

— Это что?

— Лангсат, — улыбается Джон. — Местные называют его лансонес и рассказывают про него легенды, якобы он ядовит и убивает на месте.

— А сами едят, как не в себя, — смеется Ян. — Ну что, проверим на человеке? — И сует в рот здоровенную дольку.

Меня передергивает: что, если легенды не врут?

— Съем-ка я лучше вон тех оладушек. С джемом, — решает сестра. Берет выпечку с блюдечка, макает в джем и откусывает сразу половину. — Странный вкус. Но приятный.

— Это сырные булки. И джем из лангсата, — замечает Джон. — А эти, — указывает на слизняков, — консервированные. Свежих еще нет, не сезон. Доживете здесь до октября, возьму вас на праздник лансонес.

— Как бы прямо сейчас не окочуриться, с такими-то заботливыми друзьями, — ворчу я. — А есть что-нибудь не из легендарно-ядовитых продуктов?

— Хочешь традиционный завтрак настоящего филиппинца? Ничего страшного, рис с яичницей и вяленым мясом, — предлагает Джон.

Я согласен на традиционный завтрак. После короткого — часа четыре, не больше — сна зверски хочется есть. По местным понятиям, сейчас время второго завтрака, если не обеда.