По местным понятиям, сейчас время второго завтрака, если не обеда. Солнце уже встало и начинает припекать. Жители Филиппин, как все южане, встают до света, живут ночью, а днем прячутся от неистового солнца. Однако городская жизнь везде одинакова и не знает пощады к детям каменных джунглей.
— Я твои жиры в себе откладывать не буду! — Сестра возмущена величиной принесенной порции и щиплет меня за бок исподтишка.
— А я не буду нейтрализовывать своей печенью твои яды, — отбиваюсь я.
— Вот это единство, а, Ян? — замечает Джон. — Все на двоих, тело и душа. Воистину небесный брак.
— Алхимический, — роняет Ян. И смотрит на собеседника выжидающе — так же, как Джон вчера смотрел на Эми.
Наш новый приятель лишь тонко улыбается в ответ и легко переводит тему:
— Кстати о химии. Как вам кофе? Я заказал аламид.
— Хороший кофе. Крепкий, — отхлебнув, говорю я.
— Это Копи Лювак? — уточняет Ян, делая глоток.
— Он самый, — кивает Джон.
— Поздравляю, Эмка, они напоили тебя кофе из куньих какашек! — хохочет Эмили.
— Красивая жизнь — она всегда такая, из чьих-нибудь какашек, — философски замечаю я и стоически выпиваю чашку.
Тысячедолларовый напиток подозрительно горчит, словно пережарен. Наверняка разводка, обычная жженая робуста. Нет там никаких какашек. Иногда человеческая алчность играет на стороне самосохранения против человеческой жажды острых ощущений. Жаль, что только иногда.
Эмилия
Эмиль пьет свой дерьмовый кофе с таким видом, будто в него добавлена кровь филиппинских младенцев. Но полученный им кофеин будоражит даже меня. Бодрит за двоих. Взбодрившись, решаю расставить точки над «и»:
— Джон, так ты решил стать нашим гидом. — Это не вопрос, а приглашение.
— А вы готовы отдаться мне в руки?
Ого, ну и намек!
— Мы по твоей наводке побывали в клубе трансух, Ян сожрал бублик, на который ты указал, Эмка пил фекальный кофе, тобой заказанный, — и ты еще спрашиваешь?
— Только ты еще никак не подтвердила своего согласия, — смеется Джон.
— Я подтвержу, — обещаю, не моргнув глазом. — Мое время придет.
— Договорились, — потирает подбородок Джон.
Он небрит со вчерашнего, колкая щетина золотится под солнцем. Мне хочется провести по ней рукой. Вчера он обжег мне щеки за те несколько минут, что мы целовались, прижатые боками к Яну с Эмилем. И я успела заметить: Джон не испытывает чувства неловкости никогда. Это хорошо.
— Что будем смотреть? Форт? Заповедник бабочек? Водопады? — деловито выясняет Ян.
— Море. Просто море, — мягко предлагает Джон. — Здесь нет ничего прекрасней и ничего ужасней моря.
И мы едем к морю.
— Мясо — это леди! — объясняет нам Джон пару часов спустя, вороша угли в яме, к которой пристроен механический вертел, на вид даже не старый — старинный. — Чопорная английская вдовушка. С ним нельзя спешить, надо блюсти приличия, проявлять деликатность. Вот попался тебе жесткий кусок — и ты попер напролом: уксус, лайм, перец, жар… Все равно что разложить кого-то на первом свидании.
— А ты так не поступаешь, правда, Джонни? — ехидничаю я. Просто не могу удержаться.
— Конечно, поступаю, — даже не думает отнекиваться Джон. — Меа кульпа. Но я исправлюсь, если ты опять назовешь меня «Джонни».
Эмиль ухмыляется в банку пива, заставляя меня мысленно пообещать братцу жестокую месть и утонченные пытки. |