— …найду и убью, — не обращая внимания на поправку, заканчивает брат. И только я знаю, что Эмиль — может. Слишком часто человек слышит угрозы своему здоровью, а то и жизни своей, чтобы верить в них. А зря.

— Ты сбежал от нашего отца, Джон. — Голос Эмиля все так же бесстрастен.

— Джон-и-Джин, — отвечает тот и снимает всё, что надел к вечеру, как похолодало: рубашку, футболку, сбрасывает оболочки одну за другой, чтобы обнажить торс и показать шрам через всю грудину.

— Омфалопаг, — кивает Эмиль, давным-давно распознавший собрата по несчастью.

— Ксифопаг, — поправляет Джон-без-Джин.

— А брат?

— Сестра. Паразитарная форма. Неудачный эксперимент. Вы — его единственный результат.

— Много вас было? — осторожно спрашиваю я. Слово «нежизнеспособных» реет над нами неоновой вывеской.

— Не знаю, — рубит Джон. — Меня он выгнал еще подростком. Мне повезло: я нашел хирурга, который нас разделил.

Ему не нужно исповедоваться, мы и так понимаем: сестра при разделении умерла. Маленькое недоразвитое существо, скорчившееся на груди молодого парня, берущее у брата всё понемногу — кровь, лимфу… жизнь. Когда Джон избавился от Джин? Лет двадцать назад? Но до сих помнит, как ее звали.

— Зачем ты искал нас? — продолжает расспрашивать Эмиль. — Что хотел узнать?

— Его цель. Вас он не бросил, до сих пор алименты платит. Без его подачек вы бы оказались в богадельне. Или попали в цирк уродов, как его неудачи, его жертвы. — Безжалостные слова как будто должны наказать нас — за всех, кто «не глянулся» отцу и был выброшен в самостоятельную жизнь без гроша, без семьи, без поддержки. Точно щенки, отдаваемые хозяином в приют, год за годом, помет за пометом. — Вы зачем-то еще нужны?

— Мы не знаем. — Я старательно игнорирую Джонову злость и обиду. — Потому и сбежали. В голове у Него такое творится… Не удивлюсь, если нас принесут в жертву — еще раз. В каком-нибудь месте силы, на виду у толпы, а потом съедят вырванные сердца. Наши сердца.

Джон кивает. Ему эта картина не кажется романтичными бреднями. Не зря же на Филиппинах есть масоны: похоже, Джон навидался безумцев. Надеюсь, все же не таких, как Он. Надеюсь, Джон поймет: неизвестно, что хуже — перестать интересовать нашего отца или по-прежнему ощущать на себе его взгляд, по-прежнему стоять в его планах. Ужасных планах.

— Прости нас, Ян, — оборачивается Эмиль. — Мы не вернемся.

— Я, видимо, тоже. — Голос Яна мертвеет. Он шарит в карманах, достает ламинированный файлик и показывает нам. Чек. И подпись под суммой кажется такой знакомой…

Ян запускает пальцы в файлик, достает бумажный листок. Тот трепещет, словно живое существо перед смертью.

— Стоп! — вскидывает руку Эмиль. — Никаких красивых жестов. Деньги нам еще понадобятся. Мы тоже хотим себе хирурга.

— А разве это не убьет Эмилию? — спрашивает Ян. И Джон сглатывает, отвернувшись.

— Пересадку сердца никто не отменял, — грожу пальцем я. — Что мне мешает лежать на койке и смотреть телик, пока вы будете бегать по всему миру в поисках сердца для меня? Все трое.

— Осталась сущая безделица — найти великого хирурга. И лучше многопрофильного, чтобы и кардиохирургом был. Не менее великим. — Шутка дается Эмилю с трудом. Но он верит, что все получится. Я ощущаю его веру, хоть и не разделяю ее.