А Королю что за печаль? Его приз — не Кадоши-младшие, а Кадош-старший.

Но тут выясняется, что Кадош-старший способен и мертвого уговорить спонсировать его исследования.

— Ты получишь даже не четверть — десятину от того, что мог бы получить, хиттакури, — в открытую насмехается Ребис. — Эксперимент, который я готовил всю жизнь, важнее меня. Ты удовольствуешься лекарством, продлевающим жизнь? А зачем тебе такая долгая жизнь без власти? Понимаю, хочется покоя на старости лет. — Кадош осматривает с ног до головы крепкого сорокалетнего якудзу. — Что ж… Поселишься прямо здесь в хибаре, станешь рыбу ловить и каждый день ругаться с солдатней. Или поставлять отпускникам с базы баб и травку. Небось, уже и домик на бережку присмотрел?

Он метит в больное место: Король начинал именно так — дилером и сутенером. Те времена страха и унижения якудза не забудет никогда, никогда не сможет взять над ними контроль. Наоборот, они контролируют его, когда опасность отключает разум и включает инстинкты. Вот почему Король, вальяжный разбойник, ведет себя, словно молодой уличный крысюк: точным и грязным ударом заставляет Ребиса свалиться с шезлонга и несколько минут корчиться на отмытой до блеска палубе.

Однако, заползая обратно, безумный гермафродит выглядит до странности довольным. Как будто он хотел, чтобы его отметелили. Абба Амона провоцирует Короля снова и снова, дразня и унижая — так ведет себя женщина, если хочет, чтобы ухажер, муж, любовник избил ее. Кадош раз за разом произносит слова, бесившие из нас троих именно якудзу, заставляет Короля желать себя и ненавидеть, пытается сделать так, чтобы эти чувства слились в одно.

Джон наблюдает за ним с пониманием, я — с испугом. Мне кажется, якудза вот-вот отправит Кадоша за борт, в пасть акулам, нарезающим круги в прозрачных водах с самого утра. Видно, туристы, выходившие на яхте, прикармливали зубастых морских тварей, чтобы сделать удачный снимок. Теперь акулы воспринимают любое судно как шведский стол.

— Мои детки, — с воркующими интонациями в голосе объясняет Кадош, — вошли в полную силу. Подумай сам, они заставили рисковать репутацией вашего драгоценного чемпиона, подвели его к краю. Шачи-сан в минуте от саморазрушения, на грани самоубийства.

— С чего ты взял? — вскидывается Король. Ёкодзуну он очень уважает.

Кадош с улыбкой показывает на берег. Якудза хватает бинокль, смотрит в него несколько бесконечных минут — и швыряет бинокль Джону. Тот молча глядит на крошечные фигурки на пляже, аккуратно кладет бинокль — и запрыгивает в причаленный к борту катер, точно ковбой в седло.

Когда близнецы уничтожают наши планы одним ударом кислородного баллона, все мы бросаемся в разные стороны, каждый в свою. Джон уже на воде, он мчится спасать близнецов, как умеет: руками, кулаками, грубой силой. Король переходит на другой борт, достает телефон и рявкает на японском, с особыми, страшными японскими интонациями, знакомыми по боевикам. Сумоист пробивает телом просеку в американской стене, повалив на песок половину пьяной компании, отшвыривает близнецов в полосу прибоя и разворачивается в сторону янки, расставив руки: нате, мол, ешьте.

Только Абба Амоне решительно наплевать на исход инцидента. Он даже не глядит на плывущих изо всех сил Эмиля и Эмилию, не беспокоится, что вокруг полно акул. Для него все мы — расходный материал в эксперименте, поставленном еще до зачатия Кадошей-младших. Он лениво берет бинокль и ухмыляется:

— О, наш криминальный друг спалился.