— Достаточно. Я не убийца, поверь. Я просто… просто Нигредо.

Всяк грех глаголет, но убийство вопиет.

— Плевать, — внезапно заявляет Ян. — Плевать на все. Мы тебя не отдадим. Никаких тюрем и судов.

— И почему меня не удивляет, что ты не сказал «никаких убийств»? — рассеянно улыбается Джон. — Хотя я надеялся. Ты ведь Цитринитас. Вы оба — Цитринитас. Юнг считал, что это воплощение мудрости.

— А Нигредо? — интересуется Ян.

— Тень.

Бедный Джон. И бедный… Ребис.

Ян

Это какой-то хоровод самопожертвования. Один уже представляет, как его зарежут в местной тюрьме, в условиях, приближенных к пыточным, но его любимая будет жить. Любимая, в свою очередь, планирует предложить себя папеньке родному в качестве инкубатора, а буде понадобится, то и шлюхи, лишь бы ее адреналиномана не трогали… Хорошо хоть мы с Эмилем нормальные. Скучные, по меркам кадошевского семейства.

На лице Эмилии написано: мне не жаль собственного тела. Оно никогда мне не принадлежало, не принадлежит и сейчас. Душа? Эми спрячет ее подальше, укроет, усыпит — и та уснет до поры до времени. Но не факт, что Эмилии Кадош когда-нибудь понадобится душа.

— Если ты думаешь, что нет другого способа спасти нас… — начинает Эми.

— Нет другого способа, — Джон пресекает возражения. — Не говори с отцом, не слушай его. Ребис озвучит твои собственные мечты, и ты поверишь, потому что не разум, а подсознание прикажет тебе поверить. Потом он вывернет собственные клятвы наизнанку, и ты окажешься в ловушке. В уловках Ребис сам дьявол. Не подставляйся. Поверь, после работы на Короля мне нетрудно укокошить отца. Чьего угодно отца.

На словах «чьего угодно отца» у Эмилии становится странно задумчивое лицо. Как будто она вспоминает некую деталь, требующую разъяснения, но не сейчас. Позже, позже. Вот только для этого «позже» им обоим необходимо выжить.

Джон отходит к барной стойке, быстро и сосредоточенно шарит по шкафчикам, достает бутыль чего-то, издали похожего на воду и на водку разом — должно быть, светлый ром — отхлебывает из горла и продолжает:

— Я все обдумал. Мне не на что взять Ребиса, у меня нет ничего своего. Да ему и не нужны ни деньги, ни услуги, ни дети. Ему нужны Рубедо, а все остальные носители кадошевских генов могут катиться к черту.

— Он получит своих Рубедо, — как во сне, произносит Эмиль. — Получит их, даже если ты его убьешь.

— Каким образом? — сгусток мышц, ведомый инстинктом, а не разумное существо вскинулось в ответ на слова Эмиля. Я не смог ему помешать — Джон уже сгреб Эмиля за ворот футболки. Мы с Эмилией вцепились ему в предплечья, но с таким же успехом мы могли бы оттаскивать от жертвы голодного тигра.

— Долечивание после операции. Инсеминация или ИВФ под видом медосмотра. Кадоши уже так делали, — выдыхает Эмиль брату в лицо.

— Верно. — Джон роняет руки. — Он что, заплатил всем врачам в мире? Неужели отцовы планы будут работать и после его смерти?

— Это, я думаю, он обеспечил в первую очередь, — вырывается у меня.

Джон смотрит на меня снисходительно:

— Со стороны кажется, будто купить чью-то верность легко, были бы деньги. Но если человек понимает: никто его не контролирует, никто не накажет за то, что не выполнил свою часть сделки — он и пальцем не шевельнет. Послушание покупается не деньгами, а страхом. — И Джон, чуть заметно содрогнувшись, вновь хватается за бутылку. Ром плещет и пускает пузыри, на глазах понижая уровень.