— Это о нем писали в книге «Генетическая бомба»? — внезапно оживляется Эмиль, так же притиснутый к Джонову телу, как и его сестра, но легко, даже привычно справляющийся с неловкой ситуацией. Кажется, я ревную к прошлым романам близнецов.

— О нем, о нем. Все его обладатели суть экстремалы, наркоманы, игроманы, нимфоманы… — смеется Джон, поглаживая спину Эмилии. — И когда вас уже разделят, надоело ждать до чертиков…

— Если он есть у отца, у тебя, у меня и у Эмиля, — Эми старается отвлечь своего жениха, но пока еще не любовника, — то какая черта у нас общая? Любовь к риску?

— Пессимизм, — усмехается ее брат. — Мы остро чувствуем приближение пиздеца и хорошо понимаем, что ни-че-го-шень-ки поделать нельзя.

— Не ругайся при дамах. Нет, не любовь к риску. Никакаинаянгм, — без запинки произносит Джон.

— Никака… Что? — ужасается Эмилия.

— Никакаинаянгм — это по-тагальски. Когда жалеешь, что не воспользовался ситуацией, струсил, а кто-то попробовал — и у него получилось.

— Зависть, короче, — морщится Эми.

— Кадоши не завидуют, — строит высокомерную мину Джон. Высокомерная мина ему не идет, да и не держится, сползает. — Чувство, что ты мог рискнуть, но струсил, пропустил вперед другого, и он взял приз. На зависть не похоже, больше на соперничество.

— Викинги, — ворчит Эмилия и одновременно гладит Джонову щеку. — Поспеши встретить смерть, пока тебя не опередили.

А ведь и я чувствовал нечто подобное, пока таскался за Джоном, впутывался во все его авантюры, переносил на себя его безумие, его готовность рискнуть всем и всеми. Выходит, я похож на Кадошей. Как степная кошка на горную пуму.

Эмилия

— Какие же вы все дураки! — произношу я, оттолкнув от себя Джона. — Королевы драмы. А говорят, бабы истерички. Конечно, давайте Ребиса убьем, вместо того, чтобы принимать противозачаточное или годик не трахаться.

Похоже, эти трое даже не рассматривали подобного способа сохранить мое тело если не в неприкосновенности, то в бесплодии. Стоят и молчат, остолбеневши.

— Ну что замерли? Я могу принимать таблетки, которые медицина изобрела… — Делаю задумчивое лицо. — О, всего-то пятьдесят лет назад! Могу не ходить на обследования в дни овуляции. Померить базальную температуру и не ходить. Могу, наконец, ответить «нет» на первый вопрос гинеколога!

— Какой еще вопрос? — изумленно спрашивает Джон.

— Половой жизнью живете? — хором выдаем мы с братцем. И хлопаем ладонью об ладонь: йес!

— Если я отвечаю «нет», — втолковываю я этим болванам, — это значит, что меня не стоит оплодотворять, вряд ли современный человек спишет залет без секса на непорочное зачатие. Я ведь могу возбудить не только внутреннее расследование, но и уголовное дело. А на такой скандал не всякий врач подпишется, сколько бы Ребис ни заплатил. Получается, я могу ходить на обследования и год, и два, напичканная контрацептивами, не овулирующая и половой жизнью не живущая. А потом раз — и прийти беременная. Нашим с тобой ребенком, Джонни. И все, papa в пролете.

Взгляд Джона плывет. Кажется, он выдыхает от облегчения всем телом: не нужно защищать меня от мертвого отца. Но он не уверен, что живой отец не попытается вклиниться в мои мысли, в мое чрево, в мою судьбу — а значит, не перестанет думать, как избавиться от Абба Амоны. Как стать отцеубийцей.