— Зачем?!

— Многие так переживают боль от предательства. Она любила Ребиса. А тот ее бросил.

Никогда мне не понять женщин, ни-ког-да. Если бы Ребис бросил меня, я бы устроил вечеринку и плясал на столе в бумажной короне. Возможно, в одной только бумажной короне.

— Думаешь, они и близнецов попытаются искалечить?

— Не убьют — это точно. — Джон не отвечает на мой вопрос, но не отвечает так, что мне все ясно. Хотя я предпочел бы остаться в сомнении. А еще лучше — в неведении.

— Так куда мы едем?

— Мы едем перерождаться.

Неподходящее время для экзистенциального кризиса. А бывает подходящее время для такого? Вряд ли. Поэтому лучше не спорить. И не думать, почему Джон уходит от ответа на почти заданные вопросы: где Король и Ребис? с кем они — с нами или с ними?

Я давно понял: Джон не отвечает на вопросы, на которые нет ответа, на которые можно лишь утешительно соврать. Не считать же ответом «это уж как повезет»? Похоже, адживики правы, все предопределено, судьба-нияти-вада указывает умному, куда идти, дурака на веревке тащит.

Через пару часов мы прибудем на место, пропыленные и пропотевшие насквозь, небритые, пахнущие сожранным на ужин мясом, черные убийцы, противоположные белым аскетам, а тем более бело-белым праведникам. И помогай этим праведным садистам все боги, в которых они изверились.

Я и сам не заметил, как начал разминать костяшки пальцев и мышцы шеи. Джон, бросив на меня насмешливый взгляд, кивнул на бардачок: там пошарь.

Искомое находится сразу — пара пистолетов «Глок 17» без предохранителя, «выхватывай и стреляй». Удобно, если захотим вначале поговорить, сделаем вид, что пришли безоружными. А мы захотим? Сомневаюсь. Я бы вбежал в эту… как ее… куда мы едем и принялся палить в белый свет, как в копеечку.

— Не советую, — качает головой Джон. Опять я произношу вслух много лишнего. — Пещеры адживиков освещаются через вход, весь белый свет окажется за нашей спиной. Мы будем отличной мишенью на фоне проема. Палить придется в ходе переговоров, поменявшись местами.

— То есть мы им скажем: воу, воу, полегче, мы только поговорить, давайте зайдем подальше в лабиринт…

— Там нет лабиринта. Почитай описания пещер Барабара, пока есть время. В каждой пещере два зала из гранита. Стрелять куда попало значит подставиться под рикошет. Либо стрелять так, чтобы каждая пуля в мишени и осталась, либо стрельбу оставляем на самый крайний случай.

— Это на какой же?

— Если близнецов уже начали резать.

Вот так-то.

Эмиль

Иногда цену жизни понимаешь лишь за секунду до ее конца. Искренне надеюсь, у нас с сестрой времени больше. Но не уверен, что не прокляну время, которое у нас осталось. Приходить в себя, вися на каменной арке — более чем достаточный повод для проклятий.

Связаны мы, впрочем, искусно и милосердно: не грубой веревкой вокруг запястий, рвущей кожу и сухожилия, а первоклассной бечевой для сексуальных забав, гладкой, дотошно избавленной от ворса, скользящей, шелковистой, масленой. Она охватывает суставы рук и ног, оплетает предплечья и бедра, разводит в стороны щиколотки, и ни один узел не стягивается и не соскальзывает сам. Развязать узелок-другой, распутать конструкцию, любовно сооруженную гигантским арахнидом, у пойманных мошек не получится.

Однако мы с сестрой давим крик и ругань, рвущиеся с губ, молчим из последних сил, пытаясь рассмотреть как можно больше деталей. От них, от деталей, зависит не только наша жизнь, а, возможно, и жизнь Джона, и жизнь его матери… Хотя кто заманил нас в эти пещеры с непроизносимым названием? Она, Клаустра. Зря мы поверили, подслушав ее разговор с Ребисом, будто она хочет нам добра.