— На ваши забавы я не смотрю, — ворчит Кадош-старший. — Отворачиваюсь или перематываю.

— Тогда зачем ты превратил каждую комнату этого дома в видеостудию? Кларе все равно, что ты подглядываешь за нею, тебя она не стесняется. Но Клаустрин сынок нашпиговал жучками даже сортиры для слуг. Совсем стыда нет у сопляка.

Джон ухмыляется.

— Он талантливый мальчик, — соглашается Лабрис. — И знает, к чему все идет. К чему МЫ идем. Твой старшенький хочет знать как можно больше. Разве ты его не понимаешь?

— Понимаю, — вздыхает отец. — Но это нездорово — наблюдать, как его родители кувыркаются в комнате для сессий.

Тут уже захохотал Лабрис. Слышать о здоровье от Кадоша и не смеяться невозможно. Что в нашей семье здорового? Ген, способный исправить генетические отклонения и вернуть мужскую силу таким, как отец? Пусть это нешуточная победа — он не здоровый, он оздоровляющий. Все мы мутанты с личным доктором внутри.

После прослушивания мы долго-долго молчим. Даже Ян притих и не высказывает никаких скоропалительных заключений. А остальным и подсказок не требуется, все и так ясно: мы товар на рынке полезных мутаций. На рынке будущего. Тот самый ограниченный ресурс, который непременно станет предметом наживы и контроля.

— Ну что, Кадоши, — наконец, обращается к нам Джон, — вы готовы изменить мир?

— Да.

— Нет.

Ответы звучат одновременно. И мой — отрицательный. Я. Не. Готов. И никогда не буду готов, наверное.

Зато Эми готова за нас обоих. Она не ищет для себя обыкновенной жизни, простой и счастливой. Ее счастье — другое. Жизнь разводит нас, не дожидаясь нашего разделения. Я, которому всегда хотелось быть нормальным, нашел себе снисходительного и терпимого Яна, а Эмилия, которой хотелось выжить, нашла себе чемпиона по выживанию. Что доказывает лишний раз — вы получаете именно то, чего хотели. Даже если вы не знаете, чего действительно хотите, и пытаетесь хотеть того, чего хотят для вас ваши близкие.

Глава 5. Гмар тиккун у вас внутри

Ян

Лабрис, конечно, сухарь и зануда. А еще умник, как и его братец. Чтобы понять, о чем шла речь, я роюсь в телефоне, на слух печатая термины и ошибаясь в каждом втором слове. С удивлением узнаю: синдром Клайнфельтера поражает одного из пятисот младенцев мужского пола и занимает третье место среди эндокринных патологий после сахарного диабета и заболеваний щитовидной железы. У половины больных он остается нераспознанным, и бедолаги всю жизнь лечат симптомы — вместо того, чтобы лечить болезнь. Хотя что бы они смогли, даже зная: их андрогинность, их мужская слабость — наследие, а не расстройство.

Сколько пользы принесет ген-редактор, выращенный в организмах мутантов-Кадошей! Если, конечно, сильные мира сего не заграбастают себе этот «ограниченный ресурс». В моей душе теплится — а может, догорает — надежда, что клан сохранит свое главное сокровище, спрячет от «заинтересованных лиц», уже подсчитывающих, за сколько они станут продавать жизнь тем, кто обречен. Назовите меня романтиком, но я сочувствую мечте Ребиса изменить мир и мне не нравится идея улучать генотип толстосумов. Их детишки и так получают по праву рождения слишком много.

Правда, не мне решать, дарить ли человечеству совершенство или продавать. За такой товар семья Кадошей может просить непомерную цену. Хотя что считать мерой за ТАКОЕ? Да есть ли она, мера идеальному потомству?

Сам — не король, но пращур королей. Не идеал, но предок идеала. Но захочет ли человечество стать совершенным, утратив себя? Согласился бы Банко, расскажи ему ведьмы чуть больше, заплатить жизнью за основание собственной династии? Впрочем, при чем тут легендарный Банко, себя спроси: согласился бы я? А Эмиль?

Оглядываю нашу четверку и понимаю: мы разделены четко посередине «поводка» Эмиля-Эмилии.