Джон похож на полководца перед решающей битвой.
Но не стоит забывать: над полководцами стоят короли.
— Погляди, что там, — отдает приказ Адам. — И помни, правнук: победителей не судят.
Я, будто наяву, вижу, как Адам сплетает нити, за которые будет дергать, заставляя повиноваться Джона, Клару, да и всех нас. А уж сети из нитей сплетем мы сами.
На лице Джона проступает жесткое, почти жестокое выражение. Передо мной не великовозрастный подросток-авантюрист, а гангстер — из тех, кто живет вне закона и так же умирает. Похоже, усвоенная в детстве привычка привлекать к себе внимание безрассудными выходками перерастает во что-то новое, столь же темное и разрушительное? и отнюдь не детское. С каждой неделей, нет, с каждым днем Сол Нигер становится все больше Кадошем. Не знаю, которым из них, каждый из безумцев клана безумен по-своему. Но что-то мне подсказывает: Джон не хочет становиться подобием отца или дяди. И если подражание — самая искренняя форма лести, Джон не стал бы им льстить. И никому из присутствующих — разве что патриарху. Его Кадош-младший слушается, как не слушался ни мать, ни отца, ни дядюшку. Один вопрос: в чем молодой, сильный адреналиноман может подражать калеке, который даже лежать, как все нормальные люди, не может?
Я предаюсь размышлениям, Джон уже направляется к двери, и тут Адам произносит:
— Возьми его с собой. Потом убьешь.
Все замирают, не понимая, кого патриарх имел в виду. И выдыхают с облегчением, когда Джон оборачивается ко мне и кладет руку на мое плечо.
Кажется, у меня когда-то был план. Отличный план. А это… это что-то другое.
— Он имел в виду Ребиса, — говорит Джон, как только мы выходим в коридор. Я молчу, все силы ушли на то, чтобы удержать лицо. — А я не послушался. Раздумал убивать отца. Прости.
— За что простить? — хриплю я севшим голосом. Приходится откашляться, прежде чем продолжать разговор.
— Ты же сам собирался его убить. Учти, я буду тебе мешать.
— Убить Ребиса? — пожимаю плечами. — Лет через сто, не раньше. До того он всем пригодится, не только мне.
— Тебе он не пригодится уже через год, — качает головой Джон. — Я надеюсь.
Я надеюсь на то же: через год мы с Эмилем будем далеко от этого места и от этой семьи.
— Ты собираешься работать на него? — спрашиваю я, сам не зная о ком: может, о Ребисе, может, об Адаме… А может, о Лабрисе, который наверняка неспроста организовал похищение собственного предка.
— На кого-нибудь я точно буду работать, — ухмыляется Джон. — Пора остепениться. Сейчас моя жизнь, как сигарета — горькая и дешевая. Надо сделать ее хотя бы сигарой — подороже и послаще.
Может, со временем Джон и остепенится, но сию минуту Солу Нигеру приходится делать грязную работу, купаться в крови врагов, превращать головы противников в фарш, живое в мертвое. Если только за него это не сделает кто-то другой. Например, японский якудза по прозвищу Король.
Верхние этажи встречают нас уборкой после разборки. Какие-то темные личности бродят по помещениями, вынося черные, бликующие в лампах дневного света мешки, другие мрачно елозят швабрами по полам, оставляя бурые подсыхающие разводы. А посреди этой суеты сидит на ящике и невозмутимо курит немолодой коренастый японец с брылями, как у собаки, в широком шипастом чокере, еще более усиливающем его сходство с бойцовым псом.
— Привет, — кивает Джон. — Король приехал?
— У него много дел, — произносит «пес». — Он защищает свои интересы.
— А ты? — вырывается у меня.
— И я, — простодушно отвечает вакагасира Короля. |