Вернее, никто не нужен мне. Я не верю Семье, воссоединившейся после похищения так радостно, словно то была командная игра, где Ребис с Джоном сыграли против Лабриса и Клаустры, а Адам судил. Эмиль и Эмилия, как всегда, оказались в роли преходящего приза. И я претендую на половину его, что бы ни планировал клан.

Большую часть времени я провожу на нижних ярусах Красного дома, центрального корпуса, самого старого и роскошного, если бывают роскошные пакгаузы. Сюда, в подвалы переместили близнецов и Адама, подальше от влажной индийской жары и пыли, с которой не справляются кондиционеры и очистители воздуха. Эмиль и Эмилия похожи на Диоскуров, надолго застрявших в подземном царстве. Лежат бок о бок, бледные и равнодушные, будто тени Аида. И руки у них холодные, хоть я и стараюсь поменьше прикасаться к Эмилю — его это беспокоит. Он рвется ко мне, пытается проснуться, приборы противно пищат.

— …Две души живут во мне, и обе не в ладах друг с другом. — Адам, наблюдая за метаниями правнука, машет рукой. Второй рукой он что-то набирает на ноутбуке. На одном из ноутбуков.

Вокруг патриарха настоящая электронная стена, его призрачное королевство: на причудливом компьютерном столике, приспособленном под уродливое неподвижное тело, теснится дюжина мониторов, провода извиваются по полу, сплетаясь в лозы и косы, словно змеи в брачный сезон. Адам не спит круглые сутки, его компьютерная зависимость превосходит даже помешательство Лабриса. Патриарх похож на паука в паутине, бликующей серебром в свете мониторов. Мне кажется, я вижу нити, за которые он дергает, ловчие сети, которые плетут за него другие пауки, подневольные. Он глядит в экраны, и взгляд его полон превосходства.

— Не надоело? — спрашивает Адам.

— Что? — изумляюсь я. — Я вроде ничего такого…

— Из ада, где страдают, ты переместился в ад, где скучают, а он еще страшнее, — усмехается Адам. — Сидишь, придумываешь со скуки страшные сказки о вашем будущем.

— Если бы ты был цыганкой, я бы попросил тебя мне погадать. — Сам не знаю, язвителен мой голос или просителен.

— Да что тут гадать! — вскидывает брови патриарх. — С тобой и моим потомком все ясно: вы отправляетесь в преисподнюю бесконечной дороги, на ваш вкус это и есть небеса обетованные. Почему бы нет? В облаках сыро, ветрено и холодно, как лунной ночью в чистом поле. Я подарю вам хорошую палатку и термоодеяло.

— Одно на двоих? На два не расщедритесь, дедушка? — смеюсь я.

Адам смотрит на меня без смеха, слишком серьезно смотрит. И произносит наконец:

— Ты понимаешь, что Эмиль выбрал тебя не просто так? Что ты ему нужен так же, как Эмилии — искусственное сердце, пока не вырастет свое?

Так же и для того же: срастись со мной, слиться воедино, заставить поддерживать в мгновения одиночества, самой мучительной ломки, какую только можно вообразить, болезненной до зубовного крошева. Вся надежда у Эмиля на меня: спаси, Ян, спаси меня от бесконечной и безначальной пустоты, преврати ее ледяную хватку в свои теплые объятья.