— Я услал его по делам, — улыбается существо.

— По каким?

— По делам Семьи. И по твоим делам, детка — ведь ты наш будущий глава. Василиск.

Так. Оно еще и сумасшедшее. Впрочем, если оно из наших, из Кадошей — конечно, сумасшедшее. Тебя, прикованную к постели, оставили наедине с безумцем, и никто не придет, чтобы спасти тебя, Эми. Выпутывайся сама.

— Как тебя зовут?

— Адам.

— Кто ты? — Где-то я слышала, что психопаты любят исповедоваться. Надо заставить его открыться.

Заставлять не приходится, Адам охотно рассказывает о себе. А потом обо мне. О нас, василисках, о Джоне и других, кетцалькоатлях. Я хочу назвать Адама психом, я хочу отрицать все рассказанное им, я хочу не верить. Хочу, но не могу. У меня нет сил на сопротивление, и Адам с легкостью его пробивает. Вот уж кто все знает про жизнь в вечном мраке и вечной буре — в точности как демон ада. Пожалуй, стоит взять у главы Семьи несколько уроков выживания. Несколько сотен уроков.

— Детка, — говорит мне Адам, — перестань уже дергаться, все закончилось.

— Что… что закончилось? — шепчу я, потеряв голос от страха. — Вы что-то знаете?

— Я знаю только одно, — произносит патриарх, — не стоит бояться действия заранее. Мы тратим себя в ожидании и восполняем в действии. Время ожиданий заканчивается, скоро можно будет действовать.

Я не привыкла действовать по собственной воле. Решения за меня принимали другие: Джон, Ребис, брат. Вернее, тело брата.

— Я не внушаю вам опасений?

Откуда у него такая уверенность, что я подойду? Человек-тюлень видит печать избранности на моем лице?

Адам одаривает меня таким взглядом, что сразу видно: опасений глава Семьи не любит. Они предполагают пустые хлопоты, бессонные ночи и невозможность решить задачу раз и навсегда. Какое-то женственное, трепетное чувство, будто твое сердце разгуливает где-то отдельно, беззащитное и беспомощное.

— У тебя еще нос не дорос внушать мне опасения. И сейчас я скажу одну вещь, услышав которую, ты перестанешь язвить и выпендриваться. Навсегда.

— Что же это будет? — Я делаю преувеличенно внимательное лицо.

— Эмиль очнулся, но не в своем уме. У мальчика диссоциативная фуга, он не помнит ничего из прошлой жизни.

— А меня? — Вопрос выстреливает раньше, чем приходят остальные реакции: страх, горе, надежда.

— Похоже, я в тебе не ошибся, — нехорошо ухмыляется Адам. — Тебя он помнит. Но не настоящую, а воображаемую. Будь готова к тому, что в его подсознании твой образ искажен. И еще — он ни за что не поверит в ту фантастическую историю, которая и есть история клана Кадошей. Нам надо придумать, что соврать Эмилю, чтобы не травмировать и так травмированную психику, придумать быстро. Время пошло.

Ян

Третий месяц я здесь, на другом краю света, нищий, беспринципный журналюга, которого наверняка уже уволили из всех его грязных газетенок и глянцевых журнальчиков. Но я уехал достаточно далеко, чтобы не осталось правил, по которым я жил раньше. Жизнь началась заново, и познание началось заново, с воров, мошенников, тиранов, которые теперь моя семья. Я живу среди них, ужасаясь обреченности своих отношений с Эмилем, который уже давно Эрмин — и, возможно, навсегда.

Эрмин совершенно не похож на Эмиля. Он мне даже нравится — легкий, веселый парень, не планирующий бегства от Семьи. Самый дерзкий из его планов — устроить себе длинные каникулы.