благодатнейшая. Пустынь почти нет. Сплошной оазис.

  Днем случилось одно небольшое пришествие, еще раз показавшее, насколько

тонко и, так сказать, всесторонне перевоплощаются фарсаны в людей. Молодой

штурман Тари-Тау торопился сменить дежурившего у пульта управления

Али-Ана. При этом он слишком быстро взбежал по лестнице в кают-компанию. У

него подвернулась нога, и он вскрикнул. Я увидел его лицо, посеревшее от

боли. Лари-Ла смочил ногу Тари-Тау пятипроцентным раствором целебной

радиоактивной жидкости и недовольно проворчал:

  - Похромаешь до вечера. В следующий раз будешь осторожнее.

  Морщась от боли и прихрамывая, Тари-Тау подошел к креслу у пульта

управления и сменил Али-Ана.

  Чтоб так разыграть эту сцену, Тари-Тау надо было иметь настоящее, почти

человеческое ощущение боли. Разыграть... Здесь это слово, пожалуй, не

подходит. Тари-Тау не разыгрывал эту сцену, не создавал предварительно в

своем железном мозгу логически-безупречной схемы своего поведения. Нет,

он, можно сказать, жил. Все у него получилось непроизвольно - так, как у

живого Тари-Тау. Все фарсаны наделены так называемой системой

самосохранения - почти такой же совершенной, как инстинкт самосохранения у

человека. Система самосохранения у фарсанов включает в себя элементарные

человеческие ощущения, в том числе ощущения боли, играющие роль сигналов

об опасности. Но что касается сложных чувств, человеческих эмоций,

вдохновения, интуиции... Нет! Тут я не соглашусь ни с каким

кибернетиком-энтузиастом. Можно, конечно, запрограммировать машине высокие

человеческие чувства, как это сделано у фарсанов. Но это все-таки не

подлинные эмоции, а их бледные копии.

  Но до чего искусные копии! В этом я убедился сегодня вечером, когда

фарсаны собрались в кают-компании. После доклада Али-Ана и обмена мнениями

встал Тари-Тау. Он был в новом комбинезоне и уже не хромал. Тари-Тау

смущенно, почти робко сказал, что может прочитать нам свои новые стихи из

космического цикла. Все мы с восторгом согласились послушать, особенно

Сэнди-Ски. Даже Лари-Ла, которому так хотелось рассказать свою очередную

юмористическую побасенку, сказал:

  - Давай, мальчик, давай,- хотя Тари-Тау был уже не мальчиком, как в начале

полета, а юношей.

  Лари-Ла и на этот раз не обошелся без своей добродушной иронии.

  - Признаюсь, не очень разбираюсь в поэзии,- усмехнувшись, сказал он.- Но

даже меня твои стихи пробирают до самых мозолей.

  И Тари-Тау начал читать. Вначале голос у него был глухой, он по-прежнему

чувствовал смущение и скованность. Но потом разошелся и читал с большим

подъемом. Голос его окреп, глаза сверкали вдохновением. Я на минуту забыл,

что передо мной фарсан. Да это же живой, настоящий Тари-Тау. А какие

стихи! Конечно, это стихи живого Тари-Тау, а фарсан только присвоил их.

  Слушая стихи, я словно погрузился в чарующий мир образов, ритмов и музыки.

Да, Тари-Тау, я мало знал тебя, ты был настоящий поэт. О если бы ты мог

слышать сейчас меня! Ты слышишь?.. Своей мудрой и чуткой душой ты умел все

объять, все видеть...

  Могут ли фарсаны обладать такой же способностью? Нет, тысячу раз нет!

Слушая сегодня стихи Тари-Тау, я вспомнил слова фарсана Эфери-Рау, когда

он говорил о том, что, моделируя человека, они с Вир-Вианом не стремились

воссоздать диалектическое единство мысли и эмоций. Не верю этому! Они

просто не смогли распознать и воспроизвести эту сложную диалектику.

Эмоции, говорил Эфери-Рау, вносят путаницу, хаос в чис- тый

интеллектуальный процесс. Тоже чепуха! Эмоции обогащают даже самую

абстрактную мысль ученого.