Он говорил мягким,бархатистым баритоном, глядя на Дронова умными печальными глазами.

– Ну вот и хорошо, –подошел старичок монашек, закрывший ворота. – Гостями будете. Это вот тожевоин, не смотри, что в полуголыше, – он тронул за руку Дронова, – он уже давноу нас, с самого утра, он вам все расскажет. Да щас небось набегут – с конями-товы первые у нас.

И точно, несколькочеловек уже спешили к ним. Среди них Дронов увидел полковника, Взвоева собожженным, Олю-большую, несшую его гимнастерку, поэта; по стене в их сторонумедленно шествовал профессор Карелин.

– Так скажите же мне имяваше, – обратился Дронов к белобородому.

– Имя мое Иван, ИванГригорьевич Загряжский, а это, рекомендую, друг мой, Василий Безобразов.

– Вы – Загряжский? Этовы отдельным добровольческим командуете?

– Я.

– Наслышан я про вас. Ая в двенадцатом служу. Служил. Здесь вот теперь.

– Князь! Иван Григорьич!Ну! Теперь можно их самих штурмовать! – раздался за спиной Загряжского голосподошедшего полковника.

Загряжский обернулся:

– Иван Семеныч? А по васуж панихиды заочно служат.

– А я жив.

– Вот встреча! Ужаснорад. Пленный один клялся и божился, что вы в Глубь-трясину бросились.

– Правильно клялся,только не в Глубь-трясину я бросился, а сюда, в монастырь. Это для нихГлубь-трясина, а для нас – монастырь. Мы невидимки для них.

– Я это понял, когдасквозь деревню прорывались. Однако как же это?

– Да кто ж его знаеткак, – полковник развел руками. – Чудо Божье молитвами старца Спиридона. Большенечего сказать.

– Потрясающе, –прошептал Безобразов. В отличие от Загряжского, лицо которого выражалососредоточенность и спокойствие и, по-видимому, всегда таковым оставалось, чтобы он ни чувствовал, Безобразов был крайне потрясен.

– А что там за стенами,Иван Григорьевич? – спросил полковник.

– Да ничего, держимсяпока, – рассеянно ответил Безобразов, не отвлекаясь от созерцания всего, чтовиделось вокруг.

– Плохо, – сказалЗагряжский. – Ваш полк вчистую разбит, Иван Семеныч, остатки в мой влились. Идвенадцатый тоже. Если до послезавтра к Заречинску не отойдем, в клещахокажемся.

– Но вы-то как сюда?

– Мост через Знаменкуподрывали, а до моих позиций через эту деревню самый прямой путь.

– Не понял. Как мостподрывали? – полковник недоуменно воззрился на Загряжского. – Вы, комполка,мост пробирались подрывать? Хотя... на вас это похоже, – полковник улыбнулся ипокачал головой.

– Необходимость, ИванСеменыч. В полку за себя я Крутого оставил, вы его должны знать, орел и умница,с полком он справится, а вот с мостом... – Загряжский на мгновение будтозадумался и движение нижней губой сделал, – пожалуй, лучше нас с Василием никтобы не разобрался. Дело в том, что вся полевая артиллерия, пол-кавалерии, всеброневики и бронепоезд на той стороне. На той они теперь и останутся, и нашемупрорыву успех обеспечен. Операция стоила того.

– Погодите, это какой жемост? Не у Перелюба ли? Что-то я других мостов тут не упомню.

– Он самый.

– Там у них штаб армиибыл.

– Там же и остался.

– Так там же за пятьверст от моста мертвая земля, запретная зона, выселили всех, там чоновцев дачекистов, что комаров в этой Болотной...

– Вообще-то их таммного.

– А вы вдвоем?

– Не вдвоем, авдесятером, – сказал тут Безобразов, – еще два коня, да каких коня! Да дваревольвера, да две винтовки, да две шашки – вот и десять. А бинокли? Да бинокльв руках Ивана взвода стоит. А кулаки? Ну мои за полтора каждый сойдет, а ужкняжеские-то – не меньше чем по пять, – еще тринадцать плюс.