Оказалось, что монастырьосвободили для совместного пользования двух наркоматов – просвещения ипризрения. И сразу после разгона всех лиц из монастыря, не имевших отношения куказанным наркоматам, туда явилась в сопровождении огромной свиты патронессапризрения, она же член наркомата просвещения, она же член ЦК, – женщина с яркойвнешностью и печатью томной чувственности и революционного вдохновения натонких аристократических чертах беломраморного лица. Товарищ Александра."Барынька-дворяночка", – подумала Груня, но сразу же призналась себе,что это не совсем так. Конечно, и барыня, и дворянка, и небось дворянстводревнее, уходящее в глубь времени.

Что-то мощное, глубокоприродное, чуждое Груне, что пощупать – не пощупаешь, но оно явно есть,сквозило в каждом жесте, в каждом взгляде, в каждом повороте головы товарищАлександры. Но было и такое, чему остро позавидовала Груня. Не эта врожденнаягордость, осанистость – как она на стул села, кем-то из свиты поставленный, –королева! Нет, все это чупуха. Но вот выпукло-зримая привычка повелевать,умение повелевать, как долж ное принимать подчинение и даже поклонение, умсразу классовую суть ситуации схатывающий, – это не чепуха. Все, чтообрисовывал когда-то Груне Рогов, что будто бы вождю необходимо, все это имелосу товарищ Александры. Имелось и такое, чего нет и не будет ни у нее, ни уРогова, ибо нет за их спинами векового дворянского бытия-сознания. И кому, кане товарищ Александре, знать, как растаптывать-из водить это бытие-сознание удругих... Что заставил ее влиться в то движение, что обрушилось сейчас н старуюРоссию? Этого Груня не понимала. А ведь не судьба заставила. Сама, сама себя (ис радостью) переделала из дворяночки в товарищ Александру. И дворянкой осталась.И удовольствиями женскими н пренебрегала. Был у нее и муж второй, разведенньп идруг революционный, и не кто-нибудь, а сам Дыбенко, и плотоядные взглядыокружающих мужике она воспринимала как дело естественное и считал; видимо, чтоиначе и быть не может.

Груне не понравиласьпатронесса призрения. Уверена была Груня, что меж ними стена непроходимая. И нечувствовала ни малейшего желания стену эту преодолеть. И хоть они в однойлавине мчатся, в одной упряжке взнузданы, общая идея у них и цель, разные они!Так думала Груня, в упор разглядыв; патронессу, товарищ Александру. И зло ееразбирало. Чувствовала превосходство патронессы и злилась еще сильней. В кровиу патронессы ощущение пр восходства над такими, как Груня, да и как а Дыбенко(тоже ведь пролетарская кость). И как бы ни старалась патронесса, не поборотьей в себе этот И еще подумала Груня, что, пожалуй, товарищ Алесандра также вкого угодно разрядит обойму, как Груня в своего Федю. Эта мысль чуть ослабилаее злость.

– Рада с вамипознакомиться, товарищ Аграфена, – сказала товарищ Александра и подала pyку.Сказала так, будто было это салонное знакомство в светской гостиной. – Рогов ввосторге от вас, – добавила она и не могла при этом сдержаться от двусмысленнойулыбки, впрочем, едва заметной.

– А ведь я видела васраньше, – продолжала патронесса, – не помните?

Груня отрицательномотнула головой.

– У Загряжских. Я же дочетырнадцатого года бывала у них. Вы тогда совсем другой были, вы здоровоизменились.

– Всё здоровоизменилось, все здорово изменились.

– Это верно, –патронесса рассмеялась. – И то ли еще будет!

– Упустила яЗагряжского, век себе не прощу.

– Какого? Ивана?Молодого?

– Ну не старого же... Вдоме Аретьевых искать его надо было.

– Да, князь Иванэкземпляр редкий, – взгляд патронессы стал задумчив и отвердел. – Я думаю,комиссию даже стоит создать по выявлению и ликвидации таких экземпляров вмасштабах страны. Это здорово облегчит нам выполнение наших задач.

– Верно! – глаза Грунизагорелись. – Один такой одним видом своим скольких взбаламутить может! Меня вкомиссию включите!

– Непременно.