– А что?

– Сегодня здесь кто‑то украл собачку. Весьма редкая, как я понял по рассказу владелицы, порода: кинг‑чарлз‑спаниель, окрас бленхейм.

Женщина пожала плечами:

– Я живу в этом доме, – кивнула на угловой. – У нас тут таких нет. Жаль, конечно. Хорошая порода. Ласковая.

– Да? – обрадовался я. – Вы знаете?

– Знаю. Мы с Сэтти уже четыре года в городском клубе любителей кинологии состоим, все породы знаем. Кавалер?

Я понял, что Бог услышал мои молитвы!

– Кавалер, кавалер!

– Абсолютно бесстрашная собака. Может броситься на кого угодно. Спортивная, выносливая и веселая.

– Броситься?

– Если кто‑нибудь нападает на хозяина – бросится не задумываясь. Хоть с вашим зверем вступит в поединок. И за себя постоит.

– А в смысле преданности?

– Ну, что вы, – улыбнулась светоч кинологии, – она же комнатная, без хозяев не может.

Я рассказал ей об обстоятельствах исчезновения Бори.

– Двадцать секунд, говорите?

– Не больше! Сам проверял! Добежала – а его уже нет. Искала по подворотням, подъездам – нет! Как в воду канул! И воды нет.

Шериф и Сэтти стали заигрывать друг с другом, нам, чтобы не запутались поводки, приходилось перемещаться то вправо, то влево, двигаться по кругу по часовой и против часовой стрелки, и если бы кто‑нибудь смотрел в это время на нас из окна, наверняка подумал бы, что мы танцуем.

– А машины отъезжающей она не заметила?

Я подумал, что если бы Илона заметила отъезжающую машину, то наверняка бы погналась за ней, в лучшем случае – запомнила бы марку или цвет, в худшем – бросилась бы под колеса, и если бы осталась жива, то уж наверняка рассказала бы мне об этом.

– Нет. Впрочем, было это в одиннадцать сорок, движение в это время оживленное. А почему вы спросили о машине?

– В последнее время в нашем районе пропало несколько породистых кобелей. Как правило, красивых и дорогих. Кто‑то рассказывал, что видел двоих китайцев в фургоне, из которого они выпускали течную суку. Породистый пес стоит от пятисот долларов, чем не бизнес?

Она просто пересказала мои мысли. Надо полагать, узкоглазые поставили этот бизнес на широкую ногу, к вящему удовольствию городских властей. Что‑то мелькало в «Комсомолке» – кажется, на редакцию, опубликовавшую возмущенное письмо Брижит Бардо, городской голова подавал в суд. Тешить себя надеждой, что таким промыслом занимались исключительно в Измайлове, было глупо, вопрос заключался в том, реализовывали собак сразу покупателям по предварительному согласованию или у них все‑таки был отстойник.

– Больше я вам ничего сказать не могу, – сочувственно вздохнула женщина, увидев растерянность на моем лице. – Во всяком случае, не думаю, чтобы такую приметную собаку украл кто‑нибудь из нашего района – ее тут же обнаружат.

Картина вырисовывалась достаточно четко: специально выдрессированная течная сука выпускается из фургона в том месте, где гуляет приглянувшийся кобель, фургон заезжает за угол, сука бежит за ним, а кобель, унюхав ее, забывает, что он «чистоплотен, комнатен и привязан к хозяевам», – в этот момент ему кажется, что с милой рай и в питомнике. Значит, Илона спохватилась тогда, когда Боря еще не добежал до угла, а сука – в прямом и переносном смысле – уже забежала за него.

Я хотел позвонить клиентке, но в том, что Боря не объявился, не было сомнения: он же не кот, который возвращается в дом, даже если его увезти за пятьдесят километров. А что мне сказать ей еще? Что я тратил ее денежки на проверку ее же показаний?

Все это время меня не покидало ощущение, что за мной непрерывно следят, я словно чувствовал чей‑то взгляд, нацеленный мне в спину с точностью лазерного прицела, даже оглянулся пару раз, чтобы уж совсем не переиграть в дурака, но никого, естественно, не обнаружил.