– Заткнись! – рявкнул Каменев, кроша табаком на полированную крышку стола. – Зря, не зря!.. Тер‑рпеть ненавижу этого писателя! Авторское право!.. Бля такая!..

Он закурил, лязгнув ключами, достал из сейфа бутылку, допил остававшиеся сто граммов прямо из горлышка и шумно вздохнул.

– Плевать мне на его детективы, – сказал, несколько успокоившись, и, по‑американски скрестив ноги, положил их на стол. – Сейчас я позвоню Стучкову и брошу ему идею объединить дела этой Балашовой и Матюшина. Тогда посмотрим, у кого окажется авторское право!.. Черный кот долбаный!..

Стажер смотрел на Старого Опера с нескрываемым восхищением и загадочно улыбался.

– Чего лыбишься, как одиннадцатый номер галош?

– Не надо звонить Стучкову, Сан Саныч. Потому что, хотите вы этого или нет, дела Матюшина Алексея Петровича и Матюшиной Анастасии Емельяновны, его родной тетки, Балашовой по мужу, все равно придется объединять.

Каменев не вскочил, но ноги со стола все же убрал:

– Точно?!

– Да.

– А словесный портрет?

– Фото я размножил и отдал экспертам. Очень похожа.

– «Похожа»!.. Когда ты уже научишься отличать похожих от идентифицированных? – проворчал Каменев, но в ворчании его чувствовалось одобрение. – Ты зачем ко мне этого писателя приводил?

– Он из группы Шапошникова. Ездил сегодня на убийство по адресу: улица Савеловская, дом тридцать четыре, квартира восемьдесят один, – заглянул в блокнот стажер и, не удержавшись, украдкой зевнул.

Каменев с сожалением покосился на пустую бутылку в корзине и почувствовал усталость, потому что все пять раз по сто ничем не закусывал, к тому же много работал.

«Перебор, – подумал о сверхурочной работе и о бутылке одновременно. – Пора ко щам. Похоже, завтра с утра начнется!»

– А о каком авторском праве он толковал? – спросил у Савчука.

– Да там уж больно забавное убийство нарисовалось…

– Забавных убийств не бывает, – неожиданно рассердился полковник. – Убийства бывают только подлыми, запомни.

– Извините, я не это имел в виду. Понимаете, Балашова была инфарктницей, жила одна, год тому назад схоронила мужа…

И стажер Игорь Савчук изложил историю про детский шарик, накачанный газом, точь‑в‑точь как об этом ему поведал криминалист Зубарев.

– Форточка была открыта? – уточнил Каменев, помолчав.

– Открыта. И «роза ветров» такая, что в нее все время си‑фонило…

Он еще что‑то говорил, говорил, восторгался то хитроумными преступниками, то следователем Шапошниковым, но Каменев его не слушал. Все происшедшее за сегодняшний день удивительным образом сливалось в одну большую и запутанную историю.

Он вызвал «Волгу» и поехал домой. По пути приказал водителю остановиться, взял в ночном киоске две литровые банки пива (одну на сегодня, другую на завтра), баночку маринованных корнишонов, и пока ехал, покупал, поднимался в лифте, все пытался понять, что же именно объединяет события сегодняшнего дня.

А дома на кухне, сидя в трусах и тапочках у маленького черно‑белого телевизора в ожидании, когда сварится любимый им картофель в мундире, понял, что вопрос изначально поставлен неверно: не «что?», а «кто?» – вот как следовало бы спрашивать.

И позвонил Французу.

– Привет, – равнодушно отозвался Француз.

– Что поделываешь?

– Смотрю детектив по телику…

Глава вторая

1

Когда моя «сапфира», вскрикнув, затормозила у ворот логова на Серебряноборской, окончательно распогодилось; над хвойными кронами суетились вороны, предчувствуя несколько дней благодатного тепла; солнце грело и слепило, пытаясь обмануть: «Я по‑прежнему грею, по‑прежнему свечу – даже жарче, даже сильнее, чем летом!», но никто ему уже не верил, потому что это было осеннее солнце, осеннее небо, и настроение у всех было осенним.