– Сессиль понизила голос почти до шепота. – Ты очень ясно все изложил. Если ты уверен на все сто, что они тебя здесь возьмут, у тебя есть только один выход.
– Только один, – согласился Боуман и потянулся к дверной ручке. – Я все должен выяснить сам.
– Нейл! – Она схватила его за руку с удивительной силой и ловкостью.
– Ну наконец‑то. Ты не могла бы сделать одолжение и никогда не называть меня мистером Боуманом? Или ты настолько старомодна, что придерживаешься традиций викторианской эпохи, когда жены в присутствии детей обращались к своим мужьям подобным образом?
– Нейл! – В ее зеленых глазах стояла мольба, близкая к отчаянию, и ему неожиданно стало стыдно за свой легкомысленный тон. – Не ходи, пожалуйста! Прошу тебя, не ходи! Здесь произойдет что‑то ужасное, я предчувствую! – Она облизнула внезапно пересохшие губы. – Уедем отсюда! Сейчас же, сию минуту. Пожалуйста!
– Извини. – Боуман заставил себя не смотреть в ее умоляющие глаза: Сессиль могла поколебать его решимость, а он не мог позволить себе такой роскоши. – Я должен, понимаешь, должен остаться здесь. Это необходимо для дела. Мне кажется, здесь у меня больше шансов выжить, чем на берегу безлюдного озера на юге.
– Ты сказал, что должен остаться?
– Да. – Он продолжал смотреть вперед. – У меня для этого есть четыре причины, и все они связаны с бело‑зеленой кибиткой. – Сессиль ничего не ответила, и он продолжил: – Или просто с Тиной. Тина и ее спина с содранной кожей. Если бы кто‑нибудь сделал подобное с тобой, я бы убил его. Я бы не стал раздумывать, а просто убил. Ты мне веришь?
– Да, – сказала Сессиль низким голосом. – Теперь я знаю, что ты это сделаешь.
– Ведь ею могла оказаться и ты! – мягко сказал Боуман. – Скажи, ты бы вышла замуж за человека, который убежал и оставил Тину без защиты перед этой бандой?
– Нет! – Искренность звенела в ее голосе.
– Да! – Он еще больше смягчил голос. – То есть я не убегу и не брошу Тину.
Боуман внезапно замолчал и взглянул на девушку. Она улыбалась, но ее глаза были грустными, она не знала: то ли ей плакать, то ли смеяться, и, когда заговорила, ее голос дрогнул, не то от слез, не то от смеха.
– Ты совершенно, совершенно безнадежен, – сказала она.
– Ты повторяешься. – Он открыл дверь. – Я скоро приду.
– Мы скоро придем, – поправила Сессиль, открывая дверь со своей стороны.
– Ты не...
– Наоборот. Защита слабых женщин – дело благородное, если не переступать границ. Что может случиться, если ты находишься среди тысяч людей? Кроме того, ты сам сказал, что они меня не узнают.
– Если они схватят и тебя вместе со мной...
– Они не смогут схватить нас вместе. Ведь тебя они могут схватить только тогда, когда ты будешь делать то, чего делать не должен, и, естественно, меня при этом не будет. Например, если ты попытаешься проникнуть в цыганскую кибитку.
– Средь бела дня? Я что, сумасшедший?
– Я еще до конца не решила. – Она крепко взяла его за руку. – Но абсолютно уверена в одном. Помнишь, я говорила тебе еще в Арле: мы с тобой крепко связаны.
– На всю жизнь?
– Посмотрим.
Боуман изумленно моргал глазами, глядя на нее.
– Ты сделала меня счастливым человеком, – наконец произнес он. – Когда я был маленьким и чего‑то хотел, мать говорила: «Посмотрим», и я всегда знал, что получу желаемое. |