- Дело  прошлое, малый. Ты был на самом краю и заглянул в ад. Теперь ты

станешь  либо  сильнее,  либо  слабее.  Выбор  за тобой. Чтобы жить, человек

должен научиться быть сильным там, где он слаб.

     - Они бегут к сараю! - крикнул Уоллес.

     - Потише! - приказала Бет.

     Со  двора  донесся треск ломаемых досок, раздалось испуганное лошадиное

ржание. В кресле у очага молодая мать заплакала.

     Бет зажгла еще два фонаря и повесила их на крючья в стене.

     - Ночь будет долгой, - сказала она.

     Полное  ужаса  ржание  длилось  еще  несколько  минут,  затем наступила

тишина.  Бет  отправила Мередита в заднюю комнату посмотреть, как там Джозия

Брум.  Молодая  мать  заснула,  и  Бет,  забрав у нее младенца, села с ним в

старую качалку.

     По лестнице спустился Уоллес Наш и остановился перед ней.

     - Ты что-то хочешь сказать, Уоллес?

     Рыжий юноша с трудом заставил себя заговорить.

     - Простите   меня,  фрей  Мак-Адам.  Только  я  должен  сказать  вам...

Сэмюэль...  он  погиб,  спасая  вон  ее и младенца. Выпрыгнул из окна, когда

зверюга  совсем  уже  ее  настигал.  И так спокойно! И убил его, но и он его

достал. Я так сожалею, фрей...

     - Иди-ка  наверх, Уоллес, - сказала она, прижимая младенца к груди. - И

смотри в оба.

     - Конечно, - ответил он негромко. - Можете положиться на меня, фрей.

     Бет  закрыла  глаза.  Она вдыхала запах горящих фонарей, сухих кедровых

поленьев в очаге и молочный новорожденный запах младенца у себя на руках.

     Снаружи завыл зверь.

                                   * * *

     Шэнноу  опустил  руку  в  карман,  и  его  скрюченные  артритом  пальцы

сомкнулись  на  золотом камушке. "Я не хочу жить вечно, - подумал он. - Я не

хочу  снова  стать  молодым". Боль в груди нарастала, сливаясь с мучительным

нытьем  сломанных  ребер. "У тебя нет выбора", - сказал он себе. Крепко сжав

камушек,  он пожелал, чтобы боль в его сердце исчезла, и ощутил прилив новых

сил,   жизненной  энергии.  Злоупотребил  он  возможностями  камешка,  чтобы

срастить ребра.

     Разжав  пальцы, Шэнноу посмотрел на золотой кругляшок. Только тончайшая

черная  прожилка  свидетельствовала  о том, что его использовали. Поднявшись

на  ноги,  он  подошел  к  окну.  Привычная  ноющая  боль в плечах и коленях

исчезла,  его  походка обрела упругость. Поглядев в щель ставень, он увидел,

что  Пожиратели  сгрудились  у  фургона  Иеремии, взбираются на него. Вокруг

сарая  не  было  заметно  никакого  движения,  но  он  различил  серые тени,

припавшие к утрамбованной земле двора, скорчившиеся возле изгороди.

     Попятившись,  он  осмотрел  ставни.