|
Уж и не знаю, как мы будем жить. - Милосердием божьим, мадам, - просто сказал Хоуард. Она помолчала немного. Потом сказала: - А все-таки вы англичанин, верно? Он безмолвно кивнул. - Лучше уходите, пока вас никто не видел. Хоуард повернулся, созвал детей и пошел к коляске. И, толкая ее перед собой, направился к воротам. - Вы куда идете? - крикнула вслед женщина. Хоуард приостановился. - В Шартр, - ответил он и тут же спохватился: какая неосторожность! - Трамваем? - спросила фермерша. - Трамваи? - с недоумением повторил старик. - Он идет в десять минут девятого. До него еще полчаса. А ведь правда, вдоль шоссе проложены рельсы, он совсем про это позабыл. В нем всколыхнулась надежда доехать до Шартра. - И трамвай еще работает, мадам? - А почему бы и нет? Немцы говорят, они принесли нам мир. Коли так, трамвай будет ходить. Старик поблагодарил и вышел на дорогу. Через четверть мили дошли до места, где дорогу пересекали рельсы; здесь, в ожидании, Хоуард дал детям галеты, купленные накануне, и по кусочку шоколада. Вскоре облачко дыма возвестило о приближении короткого поезда узкоколейки, здесь его называли трамваем. Три часа спустя они уже шагали со своей коляской по улицам Шартра. Доехали легко и просто, безо всяких приключений. Шартр, как и Анжервиль, был полон немцев. Они кишели повсюду, особенно в магазинах, торгующих предметами роскоши, - на бумажные деньги покупали шелковые чулки, белье, всякие привозные деликатесы. Могло показаться, будто в городе праздник. Солдаты были опрятные и отлично вымуштрованные; за весь день Хоуард не заметил в их поведении ничего такого, на что пришлось бы пожаловаться, вот только лучше бы их тут вовсе не было. А так - что ж, они сдержанные, старательно вежливы, явно не уверены, что им здесь рады. Но в магазинах их встречали радушно: они, не считая, сорили деньгами, притом самыми настоящими французскими бумажками. Если в Шартре и возникли какие-либо сомнения, они оставались за запертыми дверями банков. В телефонной будке старик нашел по справочнику имя Ружеронов и адрес - меблированные комнаты на улице Вожиро. Звонить им он не стал, понимая, что нелегко будет все объяснить по телефону. Вместо этого он спросил дорогу к улице Вожиро и пошел туда, по-прежнему толкая коляску; дети плелись за ним. Улица оказалась узкая, мрачная, высокие дома стояли хмурые, с закрытыми ставнями. Хоуард позвонил у входа, дверь беззвучно отворилась, перед ним была общая лестница. Ружероны жили на третьем этаже. Хоуард медленно поднимался по ступеням, преодолевая одышку, дети шли следом. Он позвонил у дверей квартиры. За дверью слышались женские голоса. Раздались шаги, и дверь отворилась. Перед Хоуардом стояла дочь Ружеронов, та девушка, которую он помнил по встрече в Сидотоне полтора года назад. - Что вам? - спросила она. В коридоре было довольно темно. - Мадемуазель, - сказал Хоуард, - я пришел повидать вашего отца, monsieur le colonel [господина полковника (фр. |
