Смотреть нельзя, туман съест глаза, вытянет душу, сделает жертву напрасной. И Минотавра бережет себя — так берегут лучшего быка в стаде, залог милости богов. Мать цепляется за руку Мины, ладонь влажная, скользит, Минотавра чувствует, как тихое отчаянье старухи передается ей прямо через кожу. Они обе слепые, точно ламии, скользят по следу запаха или, может, воспоминаний, оставленных здесь Гидрой. Их ведет путеводная нить самой Ариадны, дочери и сестры, ушедшей в туман и пропавшей в нем.
Когда повелитель преисподней отправился по своим делам, решив, будто всей их недружной семейке хватит общей забавы «Накажи мамашу», дурацкий, никому не нужный ремонт Тлальшикко сам собой сошел на нет. У демонов немного развлечений, однако больше, чем у людей. А когда нет никаких дел и обязанностей, нависающих над головой, словно дамоклов меч, демонов тянет прочь из мира, для которого они созданы и которым — нет, не живут. Существуют. Наверное, их тянет на поиски утраченной жизни.
Первой пропала Ари. Минотавра и не знала, что сестрицы, беспокойной половинки, вечной язвы может так не хватать. Но Мина смирилась с решением Ариадны, зато старуха — нет. Не то вещий сон ей приснился, не то вихрящийся в провале воздух пах подозрительно, по-новому… Через некоторое время и Минотавру потянуло вниз, на бесконечную винтовую лестницу, без перил и с выкрошенными ступенями. А ведь раньше одна мысль о спуске по ней внушала ужас. Оттого и в Миктлан Ари спускалась одна, бросив могучего, но испуганного зверя Миноса дожидаться ее возвращения у границы миров.
Мине кажется: сестра ушла, чтобы не возвращаться. Одержимая идеей покорить Дамело тем, чтобы принести себя в жертву — ему ли, за него ли, — Ари вновь отыскала лазейку в его башку, в это страшное место. Кем она станет? Что с нею станется? Минотавре остается только гадать. Когда Ари рядом, куксится и злится, сучится и ноет, можно хотя бы надеяться удержать ее под контролем: найти ей добычу, натравить на смертных или бессмертных, напоить кровью допьяна и уложить отсыпаться тяжелым сном сытого хищника. Когда Ариадна далеко, так далеко, что уже не «где она?», а «кто она?», Мина чувствует себя беспомощной. Вдали от нее бродит часть ее души, одержимая, как могут быть одержимы лишь демоны, вся — одна мысль, одно стремление, одна ставка на главную свою карту, на козырь самопожертвования.
Давным-давно от страха перед длинной, длинной жизнью, в лабиринте которой потеряются и красота, и юность, и чистота, Ари нередко представляла свою раннюю гибель. Ей виделось, как умирает она красивой, киногеничной смертью за правое дело или за дорогого человека. Воображением Ариадна доводила себя до тихих слез, которых, повзрослев, стыдилась. Зато вера осталась: только смерть раскроет любимому всю красоту, всю необходимость ее любви, навек потерянной в момент последнего вздоха. Скорбь от этого прозрения останется с ним навсегда. Детская вера в сверхценную жертву, отравляющее поветрие страха перед жизнью.
Мина издалека почуяла, как старая глупая ложь берет в плен сестру, и заметалась, не зная, как перехватить Ариадну, остановить запущенный процесс возврата в детство. И тогда Гидра, взяв руки Минотавры в свои, сказала: пойдем. Я проведу. Ты должна вернуть сестру, Ариянда пропадет без тебя.
Нелепое чухонское имя подействовало, словно заклятье: в следующий миг они уже спускались в провал, к которому Мина без Дамело и подходить боялась. И с Дамело тоже боялась. А сейчас доверилась своему самому главному врагу, сделавшему все, чтобы отторгнуть неуклюжего зверя от идеальной, вымечтанной дочери своей матери. Минотавре нужен проводник — пусть ненадежный, пусть себе на уме, пусть подлый и трусливый, как почти всякий проводник. Может быть, всю дорогу придется бороться за жизнь не только с окружающим миром, но и с этим существом — Мина выдержит. Она сильная.
Лестница, пройденная не в один день, насквозь пропахшая заброшенными домами, отсыревшими обоями, слежавшимся мусором, искореженными жизнями, остается позади, а каменного моря нет и в помине. |