Лестница, пройденная не в один день, насквозь пропахшая заброшенными домами, отсыревшими обоями, слежавшимся мусором, искореженными жизнями, остается позади, а каменного моря нет и в помине. По рассказам Ари зверь Миноса помнит: в самом низу провала открывается плоскогорье с каменистыми склонами, убитый каменной лавиной город, лес вдали, и почти не страшно. Ариадна не лгала, рассказывая про геенну, но здесь все иначе. Наоборот, вокруг них туман еще более плотный, вязкий и недобрый, чем тот, что клубится на дне провала. Трогает за лицо ледяными пальцами, вытягивает теплое дыхание изо рта, забирается под одежду. Живое тело Гидры колотит в ознобе, по ночам Минотавра прижимает ее к своему горячему боку, будто корова ослабевшего теленка.

Старуха сказала: открывать глаза нельзя, от них больше вреда, чем проку, земное зрение так легко обмануть фата-морганой. Сказала, и вслепую пройдет. Мине пришлось довериться той, кого она отродясь не считала матерью — а куда деваться? Тычок под ребра, бросивший Минотавру вперед, не становится неожиданностью. Зверь Миноса знает: готовится гекатомба. И главная жертва — она, Мина. Минотавра открывает глаза: все, больше нечего бояться. Страхи кончились, воплотившись один за другим.

Дракон-скелет огромен. Он, наверное, больше Тлальшикко, по крайней мере, так кажется, когда драные крылья достают до небес, а костяной хвост хлещет где-то вдали. Чудовище смотрит прямо на Минотавру, раскрытая пасть исторгает мощный рев; в глубине глотки клокочет, бурлит, в недрах лишенного кожи черепа рождается пламя. Зверь Миноса бросает тело вбок, перекатывается по грязи с нечеловеческой скоростью, но жаром все равно палит, шерсть на загривке потрескивает, сплавляясь в колтуны. Минотавра кидается за камень и прижимается спиной к надежной тверди. Камень раскален, словно целый день лежал на солнцепеке. Зверь Миноса мокрый от пота, по вискам струится ручьями. Надежды на спасение нет.

И Мина выходит на бой. Не первый в ее жизни, но наверняка последний. Забытое, прекрасное ощущение арены — жить не сегодняшним днем, а каждым вырванным у смерти мгновением.

Зверь Миноса заползает на самый верх каменной глыбы, за которой так удобно было прятаться — жаль, что не целую вечность. Разогнувшись, неосторожно замирает, разглядывая дракона. На ее счастье, монстр отвлекся от жертвы, которую ему привели и почти приковали к камню, будто Андромеду, царскую дочь-эфиопку. Темная кожа Минотавры довершает сходство. Вот только ждать спасителя Мина не согласна. Довольно с нее покорности судьбе. Она ищет способа победить врага.

У дракона-скелета нет уязвимых мест, он весь — мертвечина и ярость, его сухие кости не погружены в мягкую, ранимую плоть. Зато у Минотавры, кроме тела, столько зон уязвимости! Даром что она — боевой монстр, рожденный во тьму, чтобы во тьме жить, а умереть на залитом солнцем и кровью песке арены. Изогнувшись идеальной костяной дугой, враг рассматривает что-то за своей спиной, а если не деликатничать, то под задницей. Погремушка хвоста отщелкивает секунды, точно спятившие часы. Треск разносится над землей. Сейчас!

Скрючив пальцы, ощерившись, зверь Миноса прыгает на выгнутую шею, словно на пожарную лестницу, позабыв о своей высотобоязни. Все, что Мина видит — лишь огромные шейные позвонки, похожие на череду игрушечных лошадок, а не стремительно удаляющаяся земля. Минотавра цепляется за прочные, как камень, выросты, бьет ногами и свободной рукой, пытаясь проломить, вырвать из костяной цепи хоть одно звено. Если ей удастся, отделенная от тела голова рухнет на землю, клацая могучими, но уже бесполезными челюстями. Мина напоминает себе молодого тираннозавра: дурашка, пытаешься завалить диплодока, не понимая, что тот впятеро тяжелей, может встать на задние ноги, задрать башку выше деревьев и рухнуть, давя все живое под собой тоннами безмозглого мяса. А что еще он может, узнаешь через миг.

Оглушающий, парализующий звук крекера превращает Минотавру в напуганную скотину.