Ангел оборачивается и смотрит на него укоризненно.

— Что? — удивляется Диммило.

— Может, тебе собрать досье на любовника? Заодно и просветишься, — язвит Тата. — Ты, ты — наша гарантия, что конец света не настанет в ближайшие полвека. А точнее, в ближайшие пятьдесят два года. Вицлипуцли еще поборется с тьмой. И ты ему в этом поможешь, луноликий. Ну как, дошло до тебя?

— Уффф… — только и может произнести Мецтли.

— Вот тебе и уффф, — посмеивается ангел.

— Я-то думал, мне не больше года осталось, — с облегчением признается Диммило.

— С чего ты решил, что он так быстро тебя отпустит? — удивляется Первая.

— Меня никто никогда не удерживал. Скорее уж я пытался кого-нибудь удержать. Безрезультатно.

— Наверное, ты из тех хороших парней, кто всегда один и с кем знакомят разведенных подруг, — припечатывает Тата. — И однажды подруги-разведенки доводят вас-таки до греха и до загса.

— Если ты заметила, я не по части подруг, — слабо протестует Димми. Но под ироническим взглядом смиряется: действительно, когда взрослеешь, стареешь, ломаешь, теряешь вместо того, чтобы строить, обретать и связывать, — отчего бы не принять предложение руки и сердца, даже если тебе его делает женщина?

Ангел отворачивается и вздыхает с такой искусственной тоской, что за ней слышится настоящая, сильная. От ощущения собственного бессилия схороненная в душе жажда только разгорается.

— Если бы мне были какие-нибудь знаки, — растерянно продолжает Диммило. — Видения там, благовещения… — И смеется собственному богохульству.

— Знаки не указывают будущее, — осекает Первая. — Они подтверждают то, что уже случилось. Ты стал парой Солнцу до того, как соединился с Луной. Это твоя судьба.

— Или просто понравился золотому богу, — не то ухмыляется, не то кривится Мецтли. — Я ведь красавчик. Да и секс с человеком, готовым на все, лишь бы получить что хочет, — особое удовольствие.

— Как же у вас, людей, мозги на сексе повернуты, — ворчит ангел. — И обратно не развернешь. Старые боги, впрочем, не лучше. Вы за сексом мира не видите, словно за деревьями леса!

— Слушай, а можно без божественных недомолвок? — просит Димми. — Ты меня пугаешь. — Ангел глядит на лунного бога с трагическим обещанием. — Вот-вот, именно так и пугаешь. А так — бесишь. А так — делаешь из меня дурака, — перечисляет он, наблюдая за сменой выражений на ангельском лике. — Может, расскажешь без затей, что здесь происходит?

— Я не могу. — Тата Первая опускает глаза. — Я актриса, понимаешь? И должна соблюдать задумку того, кто все это, — она обводит рукой сцену, превращенную в пляж, — срежиссировал. Даже если мне самой по замыслу режиссера скоро трындец.

Димми смотрит на ангела с улыбкой-предупреждением. Он начинает обзаводиться такими улыбками, которые если для чего и служат, то не для одобрения, а для выражения недовольства, — кажется, это часть нового имиджа Диммило. Мецтли чувствует: необходимо вытащить, выбить из Первой все, что ей известно. Диммило бы пожалел Тату — но лунный бог в своем стремлении знать правду не пощадит никого.

Глава 12. Идеальное обладание

Драконы-стражи, драконы-проводники знают: ничто так не меняет человека, как правда. Но объяснять это людям? Увольте. Драконам легче показать, каково оно — знать правду, проведя своих подопечных по всем кругам ада христианского и языческого.