Смирение и воздержание, усмехается про себя Сапа Инка. Ну да, ну да, люди и нелюди, обращенные к греху Молоха, проведенные им чрез огонь, всегда готовы вернуться обратно, к самоограничению. Не к самоуничижению, которое для многих так же сладко, как самовозвеличение, а к смирению. Через огонь же. Или…

— Мать твою!

Миктлантекутли не ожидал, совсем не ожидал, что неведомая сила выбьет мир у него из-под ног. С низким гулом земля сдвигается, и Дамело летит вперед, точно камень, выпущенный из пращи, вовремя вспоминая: у него есть крылья! И у остальных тоже. Почти у всех. Почти.

Хозяин цепляется за края осыпи, скребет по ней руками, спеленутый до пояса взбесившейся землей, похожий на насекомое, пойманное муравьиным львом. Миктлантекутли достаточно сделать одно движение, чтобы помочь, подхватить, но он отступает, наблюдая, как Тартар заглатывает старика жадной земляной пастью — ам! Мессалианин рушится сквозь небо глубочайшей из бездн, как в свое время Люцифер. Прародитель темных сил, рухнувший с невиданных высот, пробивший землю и небеса нижнего мира — хрясь! — и оставивший на память о себе дыру между мирами размером с Чиксулуб. Есть ли народ, не сложивший легенду о тебе?

Дно Чиксулуба, похоже, отверзается заново, чтобы впустить нового насельника в недра преисподней.

Дамело ничего не предпринимает, чтобы спасти Хозяина. Он не собирается быть благородным и даже справедливым. И перечить Судьбе не собирается. Такова участь Хозяина, уготованная старику с поистине божественным тщанием и коварством.

Земляной пол проваливается, под ногами крылатых богов, словно опрокинутый Млечный Путь, сияет озеро Коцит, наполненное яростным светом. Хозяин падает прямо в этот свет. Белые льдины смыкаются, точно зубы, острые, страшные.

Преисподняя принимает жертву, и на Миктлантекутли накатывает волна облегчения, а вслед за нею — радость, которую владыка Миктлана не чувствует как свою. Это радость Каина, Кабиля, который вернулся со своим грехом и не оказался среди обитателей Огня. Это чье-то, не Дамело, недостойное человека и даже демона недостойное.

Божества смотрят на молодого кечуа с насмешкой и жалостью: мы сделаем тебе хорошо, поэтому бойся нас.

Миктлантекутли внемлет предостережениям. О, он будет осторожен! Станешь тут осторожным, когда в двух шагах от тебя сила настолько могучая и древняя, что для нее все сущее, живое и неживое, не более чем дети несмышленые, звереныши неукрощенные, беспомощные, слепые, но оттого еще более опасные друг для друга и для самих себя. Сопротивление бесполезно.

— Куда мне теперь? — смиренно спрашивает индеец. — Вниз?

— Зачем? — искренне удивляется Ицпапалотль. — Ты столько не нагрешил. Пока.

— Я убил своего родича.

Дамело все еще чувствует свое родство с Хозяином, и это путает все карты. Одно дело безличная борьба за власть с соперником, другое дело — борьба за нее же с БРАТОМ.

Родственники-соперники, предатели родной крови, не зря предназначены для пояса Каина, для девятого круга ада. Не зря люди поделили род свой, сыновей адамовых, на ветви родов Каина и Авеля, Кабиля и Хабиля. Каин-Кабиль в их мозгу целую вечность убивает того, кто милей Отцу, и человечество тысячелетиями рыдает над телом Хабиля-Авеля, невинной жертвы зависти и ревности.

Но кто знает, что случается с Авелями, которых приблизил Бог, и однажды, спустя годы, дал понять: вы меня разочаровали, дети мои. Не становятся ли они в ту же минуту Каинами, убивая себя прежних, убивая в себе чистого, жертвенного Авеля? Может ли Хабиль пережить разочарование Отца, может ли Кабиль не проснуться в его душе, не всплыть на поверхность бездн подсознания, словно акула на запах крови? И не это ли становится причиной падения с высот в глубочайшую бездну Тартара, Миктлана, Уку Пача?

— Ты сделал то, что предназначено тебе.