Сажин был чрезвычайно горд, что ему определили быть экзекутором и кичился своей смелостью перед собутыльниками, большинство из которых уже придумывали причину, чтобы не участвовать в столь явно противоправном деле.
Шампанское крепко вскружило голову поручика, и он с трудом соображал, что от него требует жандарм, пока тот, не стал яростно тереть ему ладонями уши. Когда Сажину стало невмоготу терпеть над собой насилие, он вырвался и схватил унтер-офицера за лацканы шинели:
— Что надо, болван?
— Извольте, господин Сажин, одеться и немедленно прибыть к его высокоблагородию штаб-офицеру Стогову! — вырвался Сироткин из дрожащих рук поручика.
От этих слов главный заговорщик мгновенно протрезвел, в мозгу жалящими высверками замелькало: Петропавловская крепость, суд, конвойный жандарм, сибирская каторга…
Воспользовавшись замешательством, поручик Сироткин накинул ему на шею, как хомут, рубаху, подал на постель штаны, а к босым ногам — сапоги.
— Зачем меня требует штаб-офицер? — сказал, застёгивая дрожащими пальцами пуговицы, Сажин.
— Не могу знать! — стал валять ваньку унтер-офицер. — Приказано доставить живым или мёртвым.
Поручик сел в жандармские сани в неприглядном для офицера виде: фуражка набекрень, шинель не застёгнута, и присутствие рядом с ним жандарма всеми гуляющими по Большой Саратовской дворянами было понято как арест одного из главных участников заговора против губернатора. Многие, кто вчера участвовали в сходке возле буфета в благородном собрании, поспешили уехать из города, сказавшись больными, но некоторые решили нанести губернатору визит, с тем и являлись во дворец, но дежурные жандармы хмуро им отвечали: «Не принимает!»
Эразм Иванович не ответил на приветствие поручика, выдержал многозначительную паузу, и только затем соболезнующим тоном произнёс:
— Зря вы, господин Сажин, шубу с собой не прихватили. Я совсем недавно из Сибири, и знаю, что тамошние морозы не чета здешним.
В кабинет вошёл дежурный унтер-офицер с подносом, и поставил его, по знаку начальника, на стол.
— Ступай! — приказал Стогов. — Да скажи там, чтобы Сироткин был готов отправить задержанного по назначению.
Эти слова произвели на Сажина нужное впечатление, он стал застёгивать шинель на все пуговицы, затем попытался встать прямо и охрабреть:
— Господин подполковник! Объяснитесь: по какому поводу вы меня задержали?
— За повод не задерживают, а то, что вы вчера возглавили заговор, направленный на порывание основ государственной власти, заставляет меня произвести дознание и по его результатам определить ваш статус. Итак, вы собирались подвергнуть губернатора порке? Сколотили для этого заговор? Кто участники? Вот вам бумага, садитесь и пишите!
Обвинения потрясли Сажина, он привык шалопайствовать в Симбирске без оглядки на снисходительно взирающие на проказника губернские власти. И вдруг жандарм указал ему на его ответственность. Мишель чуть не разрыдался, но опомнился и, скрипнув зубами, чётко произнес:
— Виноват, господин штаб-офицер! Не соразмерил свою шалость с последствиями. Готов загладить свою вину!
— А я не готов вас отпустить на все четыре стороны, — скривился Стогов. — Я обязан донести о случившемся по команде, поскольку здесь противогосударственное дело весьма щекотливого свойства. Разбирать его, чтобы не получилось огласки, суд не будет. Всё пойдет на высочайшее усмотрение, и без наказания вы не останетесь.
— Меня замуруют инкогнито в каземат? — еле слышно вымолвил Сажин.
— Вряд ли, — после многозначительного молчания изрёк штаб-офицер. — Скорее всего, вы будете наказаны секретно. |