Кушетка влекла к себе;
наклон ее спинки заинтересовал журналиста.
- Ну, что же! Идем? - спросил Ла Фалуаз, надеясь по дороге узнать имя
женщины, у которой предстоял завтра ужин.
- Сейчас, - ответил Фошри.
Он не спешил уходить под предлогом, что ему до сих пор еще не удалось
передать порученное приглашение. Дамы говорили теперь об обряде
пострижения в монахини одной девицы из общества, проходившем очень
трогательно и уже волновавшем светский Париж. Речь шла о старшей дочери
баронессы де Фужрэ, которая, следуя непреодолимому влечению, постриглась в
монастыре кармелиток. Г-жа Шантро, дальняя родственница семьи Фужрэ,
рассказывала, будто баронесса с горя на другой же день слегла.
- У меня было очень хорошее место, с него все было видно, - объявила
Леонида. - Интересное зрелище, по-моему.
Г-жа Югон жалела бедную баронессу. Какое горе для матери, ведь она
потеряла дочь!
- Меня обвиняют в ханжестве, - сказала она с присущим ей спокойным
чистосердечием. - Это не мешает мне, однако считать, что дети, обрекающие
себя на подобного рода самоубийство, чрезвычайно жестоки.
- Да, ужасно, - прошептала графиня, зябко вздрагивая и усаживаясь
поудобнее на кушетку у огня.
Дамы заспорили. Но голоса их были сдержаны; лишь изредка легкий смех
прерывал разговор. Две лампы с розовыми кружевными абажурами, стоявшие на
камине, слабо освещали их; на дальних столах стояли всего только три
лампы, отчего зала была погружена в приятный полумрак.
Штейнер скучал. Он рассказал Фошри о похождениях г-жи Шизель, которую
называл просто Леонидой. "Этакая бестия", - говорил он вполголоса, стоя с
Фошри за креслами дам. Фошри разглядывал Леониду: она была в роскошном
бледно-голубом атласном платье и как-то смешно сидела на краешке кресла,
худенькая и задорная, как мальчишка; ему показалось странным, что он видит
ее здесь. У Каролины Эке, мать которой завела в доме строгий порядок,
держались лучше. Вот и тема для статьи! Удивительный народ парижане! Самые
чинные гостиные заполнены кем попало. Так, Теофиль Вено, который молча
улыбается, показывая испорченные зубы, явно достался в наследство от
покойной графини, как и несколько пожилых дам, вроде г-жи Шантро или г-жи
Дю Жонкуа, и четырех - пяти старичков, дремавших по углам. Граф Мюффа
вводил к себе чиновников, отличавшихся той корректностью манер, которая
так ценилась в Тюильри; между ними был и начальник департамента, всегда
одиноко сидевший посреди комнаты; он был чисто выбрит и так туго затянут в
свой фрак, что, казалось, не мог сделать ни одного движения. Почти вся
молодежь и некоторые важные господа принадлежали к кругу маркиза де Шуар,
постоянно поддерживавшего отношения с легитимистской партией, даже после
того как он перешел на сторону правительства и стал членом
государственного совета. Кроме того, здесь были Леонида де Шезель,
Штейнер, целый ряд сомнительных личностей, составлявших особый кружок, в
котором ласковая старушка г-жа Югон казалась чужой. |