Согласитесь, что это дело весьма необычайное. Четыре сестрицы до такой степени были тесно связаны между собою, что любопытство нашего прихода, в том числе и старой лэди, было возбуждено до нельзя. Замужство четырех сестриц сделалось главною темою разговора во всех гостиных; во всех столовых и даже за карточными столами. Старый джентльмен, любитель шелковичных червей, не замедлял выразить свое решительное мнение, что мистер Робинсон принадлежал к азиятскому племени, и потому намерен взять за себя целое семейство; на это замечание прочие слушатели весьма серьёзно покачивали головами и называли это дело чрезвычайно таинственным. Вообще, в приходе надеялись, что все это кончится прекрасно. Правда, тут очень много страннаго, ни с чем несообразнаго; но ведь нельзя же без всяких оснований выражать свое мнение; при том же мисс Вилльсы уже и сами пожилыя лэди и могут, кажется, безошибочно располагать своими действиями, и что за тем каждый должен знать свое дело и не мешаться в чужия дела и так далее.

   Наконец, в одно прекрасное утро, около осьми часов, к дверям дома четырех сестриц подехали две наемныя кареты. Мистер Робинсон прибыл туда десятью минутами раньше. На нем был фрак светло-голубого цвета и толстые каразейвые панталоны, белый галстух, бальные башмаки, лайковыя перчатки. Его приемы и его обращение, судя по показанию горничной из 23 нумера, которая подметала в это время лестницу, обнаруживали сильное душевное волнение. Основываясь на том же показании, нам известно и то, что на кухарке, отворявшей дверь мистеру Робинсону, пришпилен был огромный белый бант к бе;лому же чепчику, совсем не похожему на повседневный головной убор, которым сестрицы Вилльсы без всякаго сострадания старались обуздывать непостоянство вкуса в женской прислуге вообще.

   Известие о прибытии жениха быстро разнеслось по всей улице. Очевидно было, что торжественное утро наконец наступило; все соседи разместились за оконными ширмочками и с замиранием сердца ожидали, чем это все кончится.

   Но вот дверь дома сестриц Вилльс отворилась, и в то же время отворилась дверь первой наемной кареты. Два джентльмена и две лэди -- вероятно, домашние друзья -- один за другим попрятались в карету, свернули ступеньки, хлопнули дверцы, -- и первая карета тронулась; на ея место подехала вторая карета.

   Уличная дверь снова отворилась; нетерпение и душевное волнение соседей выходило из пределов. На улице показались мистер Робинсон и старшая мисс Вилльс.

   -- Ну, я так и думала! сказала лэди из 19 нумера.-- Я всегда и всем говорила, что старшая выходит замуж: так оно и есть.

   -- Вот ужь я никак не ожидала этого! воскликнула молоденькая барышня из No 18, обращаясь к подруге своей из No 17.

   -- Неужели, душа моя! возразила барышня из No 17 барышне из No 18.

   -- Фи! как это забавно! воскликнула старая дева, неопределеннаго возраста, присоединяясь к общему разговору, из No 16.

   Но кто может изобразить удивление улицы Гордон, когда мистер Робинсон с одинаковою вежливостью пересажал в карету всех девиц Вилльс, одну за другою, и наконец сам, согнувшись под острым углом, скрылся к сестрицам. Дверцы хлопнули, и вторая карета рысцей покатилась за первой каретой, a первая карета рысцей же катилась к приходской церкви. Кто может изобразить замешательство присутствующих, когда все сестрицы Вилльс преклонились перед алтарем на колени? или кто может описать наступившее всеобщее смущение, когда при окончании брачнаго обряда со вс
23;ми мисс Вилльс сделалась истерика и когда священное здание огласилось их соединенными воплями?

   Так как после этого достопамятнаго события четыре сестрицы и мистер Робинсон продолжали обитать в том же самом доме, и так как замужняя сестрица никогда не являлась в общество без прочих сестриц, то мы не ручаемся, чтобы соседи когда нибудь открыли между сестрицами настоящую мистрисс Робинсон.