Впечатление неопрятности происходило не столько даже от пузырей на коленях, сколько от пучков щетины разной длины на подбородке и от вида прилипшей к губе ленточки капусты. На шее у мужчины болтались очки на резиночке, и теперь обитатель 142‑го дома медленно водрузил очки на переносицу, осмотрел Шумова и выдавил из себя равнодушное:
– Здрасть...
– Мы из милиции, – сказал Шумов, и я поразился, насколько изменился его голос. Теперь в нем не было пьяного легкомыслия, а лишь официальная сухость и строгость. Однако мужчина с капустой на губе в гробу видал его сухость и строгость.
– Ну и хули? – простодушно спросил он.
– Три дня назад у вас здесь было происшествие, – невозмутимо продолжал Шумов, а я осторожно протиснулся мимо него в конец коридора, к тому самому шкафу, из которого на меня выпал тогда Мухин. Шкаф был на месте, и уже это радовало. А вот с пулевыми отверстиями было сложнее. Не то чтобы их не было. Наверное, они все же были. Но дверцы шкафа теперь были заклеены цветными плакатами «Блестящих». Девочки улыбались и прикрывали своими розовыми телами следы перестрелки. Но это было ненадежное прикрытие. Я прижал подушечки пальцев к глянцевой бумаге и стал гладить гладкие девичьи тела, ножки и ручки, пока бумага под пальцами вдруг не прорвалась и палец не скользнул в дырочку. Пулевую.
А сзади меня Шумов пытал мужчину с капустой. Тот не сдавался:
– Вам в милиции виднее... Если говорите, что было происшествие, значит, было. Только я вам не свидетель, потому как в ночь сторожем служу... Утром я прихожу, да и спать сразу ложусь.
– Ну а другие? Соседи ваши? Неужели они вам ничего не говорили?
– А вы у соседей и спрашивайте, – посоветовал мужчина, подтянув штаны, развернулся и прошествовал обратно в свою комнату.
Я поманил Шумова и показал ему на дверцу шкафа.
– Ты чего тут наковырял? – не понял Шумов. – Возбудился на девок в купальниках?
– Это дырки от пуль, – пояснил я. – В этом шкафу сидел Мухин. И отсюда он на меня вывалился. Мертвый.
– Он что – маленького роста, этот Мухин? – спросил Шумов, разглядывая шкаф. – Как он тут уместился?
– Примерно метр семьдесят, – сказал я, припомнив незабвенный образ Лехи. – А может, и меньше. Но в шкаф он уместился, это точно.
– А чемоданов при нем не было?
– Нет, – слишком быстро сказал я.
– А‑а, – догадался Шумов. – Ты ведь не посмотрел, да?
– Где мне тут смотреть? – стал я оправдываться. – На меня из шкафа покойник падает, а я буду в тряпках рыться? Да я чуть не обделался от страха!
– Это твое личное дело, – сказал Шумов. – Пусть ты сначала не сообразил, но потом‑то у тебя было время. Ты звонил Тыкве, ты таскал вниз мухинский труп...
– И я все это делал быстро! Мне некогда было думать!
– Вот в этом твоя главная проблема, – вынес приговор Шумов. – Вот за это ты и расплачиваешься. Ну да ладно... С этого капустника мало толку, надо спрашивать других соседей.
– Кхм, – сказал я. – Я, конечно, дурак, но, вот когда я в ту ночь поднялся по лестнице, вот эта дверь была открыта.
– Прекрасно, – кивнул Шумов. – Так давай ее откроем еще раз.
Ну я и открыл.
5
Шумов разочарованно посмотрел на меня и сказал:
– И это все?
Я пожал плечами. В комнате было все точно так же, как в ту ночь. Плотно занавешенные окна, телевизор на тумбочке, платяной шкаф. Картина на стене. |