– И ты этим уже ничего не исправишь, – тихо проговорил Мухин.

– Что? – Хруст на миг оторвался от трубки, но усваивать информацию, идущую с двух сторон, его мозг не был способен, и Хруст снова прильнул к мобильнику.

– А Марину лечили в тюрьме от наркомании, – как ни в чем не бывало сообщил мне Мухин, подперев голову рукой. Ни дать ни взять – два старых приятеля на речном песочке за бутылкой пива «Старый Мельник» предаются воспоминаниям о днях юности. – Ну, как они там могли лечить. Вроде все нормально было, а потом на зоне она спуталась с каким‑то типом из охраны, забеременела, чтобы на режим помягче перейти... Оказалось, не до конца ее вылечили. Мальчик родился с какими‑то осложнениями... Тихий такой мальчик. Любит в прятки играть.

– Точно, – согласился я, вспомнив свой второй визит в дом на Пушкинской.

– Марина все же старшая сестра, – все говорил и говорил Мухин. – Марина очень целеустремленная женщина. Она сказала мне: «Давай лучше я». Я сказал: «Как хочешь. Мы же с тобой одна семья. Нет никакой разницы – я или ты».

– Ты про что? – не понял я.

– Все про то же... – вздохнул Мухин. – Двенадцать лет – одно и то же.

Его последние слова прозвучали почти в абсолютной тишине. Я поднял глаза и увидел белого как простыня Хруста, который больше не разговаривал по мобильному. Он смотрел на Мухина, и в глазах его была дикая смесь непонимания, отчаяния и обиды. Будто бы Мухин пообещал ему что‑то, а потом своего обещания не выполнил.

– Мне звонили оттуда... – похоронным голосом проговорил Хруст. – Только что... Напали на виллу... Перестреляли охрану. И потом – двадцать пять пулевых ранений. Контрольный выстрел в голову сделала какая‑то женщина...

– Марина очень целеустремленная женщина, – повторил Мухин гордо. – И если она сказала, что сделает, можно быть уверенным, что она сделает. Пистон или Циркач – это еще бабушка надвое сказала, а вот Марина...

Тыква, которого в этой истории волновало совсем другое, оттеснил бледного Хруста и рявкнул на Мухина:

– Эй, инвалид, куда ты бабки мои дел?! Я тебе сейчас мозги вышибу...

– Я к вашим услугам, – усмехнулся Мухин, позвенев наручником. – А деньги – в банке. В швейцарском. Те, кто уцелел после операции, их получат. Это очень надежное место. Марина выбирала.

Я так и не понял, что произошло раньше – то ли Хруст махнул рукой и бросил безнадежное «кончай его», то ли взбешенный Тыквин по собственной инициативе выхватил «ТТ» и выстрелил Мухину в лоб. А затем еще дважды в грудь. Тип с тонкими усиками поддался этой истерике, выпустив из «парабеллума» в мертвое тело еще несколько пуль, выкрикнув что‑то вроде: «Вот тебе, сволочь!»

Лица убийц Мухина были перекошены в злобных гримасах, а сам он лежал спокойный и безмятежный. Голова его была запрокинута назад, и кровь, стекая из уголков рта, рисовала на мертвом лице широкую издевательскую улыбку двумя красными полосками.

Но и даже без этой улыбки мне было ясно – Мухин принял смерть, будучи совершенно к ней готовым. Для него это был естественный итог сегодняшнего дня. Потому что жить после контрольного выстрела в голову Барыни было незачем.

12

Наверное, товарищ с тонкими усиками в детстве был послушным сыном и старательным учеником. Наверное, он всегда старался выполнить и перевыполнить данное ему поручение. Во всяком случае, расстреляв пол‑обоймы по мертвому Мухину, он, увлекшись этим милым занятием, перевел дуло в мою сторону.