– Костя? – уставился на Шумова седой.

– Генрих? – в тон ему ответил Шумов, бесцеремонно плюхаясь в кожаное кресло и запуская руку в вазочку с чищеным арахисом. Меня не покидало смутное предчувствие, что сейчас явится охрана и вытолкает нас в шею, поэтому к креслу и орешкам я не приближался.

– Ты?.. – Седой неуверенно ткнул в Шумова пальцем. – Ты вернулся?

– Как видишь, – сказал Шумов, методично уничтожая запасы арахиса. – Если бы ты меня не видел, это значило бы, что я не вернулся. А раз ты меня видишь...

Седой нервно заморгал, и было похоже, что он борется с желанием перекрестить Шумова, побрызгать на него освященной водичкой и крикнуть: «Сгинь!» Но седой, наверное, не был уверен, что с Шумовым этот трюк сработает.

– Генрих, я не буду отрывать тебя от работы, – сказал Шумов. – Вот этого парня зовут Саня Хохлов...

Седой как‑то сочувственно на меня посмотрел и вежливо качнул подбородком.

– ...и он – мой новый клиент.

Седовласый юрист по имени Генрих медленно опустился в кресло напротив Шумова, пробормотав нечто вроде:

– Опять... Ты опять взялся за это...

– Правильно, правильно, – подбодрил его Шумов. – Ты только не впадай в транс, не начинай тут вечер воспоминаний на тему «Как все было здорово в прошлые годы»...

– А я и не считаю, что это было здорово! – неожиданно резко отозвался Генрих. Он поднялся из кресла и тщательно прикрыл дверь своего кабинета. – И вот этому парню, – Генрих ткнул в меня пальцем, – я прямо так и скажу: «Это было не здорово!» Я все‑таки юрист со стажем, – Генрих перешел на шепот. – И я не обязан таскать тебе, Костя, пистолеты в свертках, не обязан отмазывать тебя от милиции, не обязан вскакивать по твоему звонку в три часа ночи, а ты обычно звонишь именно в три часа ночи...

– Все‑таки начался вечер воспоминаний, – спокойно заметил Шумов. – Тебе нужно как‑то подобрее относиться ко всему этому. Это прошлое, Генрих, это ушло. И у тебя должна быть светлая грусть во взгляде, когда ты вспоминаешь о наших старых делах. Светлая грусть, а не бешенство, от которого у тебя парик дыбом встает...

– Я должен грустить, что ты мне больше не звонишь в три часа ночи с просьбой вытащить тебя из отделения милиции? Хрен тебе, Костя! – решительно заявил Генрих и демонстративно пригладил благообразную седину. Тут он вспомнил обо мне, тяжко вздохнул и проговорил тоном, более похожим на адвокатский: – Так что вам, молодой человек, я бы не рекомендовал обращаться за решением своих проблем к Константину Сергеевичу...

– А у него такие проблемы, что их больше никто не решит, – перебил юриста Шумов. – Кроме меня. Так что кончай трепаться, Генрих, составляй договор, и твое кошмарное прошлое улетучится из кабинета в пять секунд.

– Какой договор, – проворчал Генрих. – У тебя лицензия сто лет назад закончилась...

– Ну так возобнови ее, – сказал Шумов, возвращая на генриховский стол пустую вазочку. – Ты юрист или кто?

Генрих раскрыл было рот, чтобы дать достойный ответ, но вспомнил, что в кабинете, кроме кошмарного прошлого, присутствую еще я, и решил остаться в рамках правового поля, так это, кажется, называется.